Алексей ИГОШИН

 

В феврале 2008-го Егор Летов открыл свою секретную калитку в пустоту. Ему было 43 года.

 

В моем личном иконостасе, состоящем из людей, когда-то сорвавших мне крышу, Егор Федорович на вершине пантеона. Сколько бы лет не прошло - это уже не изменится.

 

В Пензе Егор Летов был всего один раз. С концертом, который не состоялся.

Дело было в декабре 1999 года. Тогда я работал корреспондентом в областной газете с претензией на желтизну. Руководство и учредители, сами того не осознавая, формировали у подчиненных стойкие левые убеждения.

А я то в советской школе смеялся над штампом «звериный оскал капитализма»! Все оказалось правдой. Были и звери, и оскал, и капитал, умножаемый медиамагнатами. Над входом в офис редакции уместно смотрелся бы лозунг «Arbeit macht frei». Ну, это лирическое отступление.

На мне была культура (а уместнее сказать, культурка) — гастроли звезд, достижения местных талантов. Скука смертная.

Я не поверил, когда однажды увидел на столбе слепенький плакатик, где сообщалось о концерте «Гражданской обороны». Серая бумажка больше походила на партизанскую листовку, чем на афишу.

Но бумажка не соврала. 11 декабря, незадолго до выборов в Госдуму, Егор приехал в Пензу. Музыкантов пригласил «Авангард красной молодежи». Тогда это была юная поросль «Трудовой России» Виктора Анпилова. В ДК имени Кирова, где должен был пройти концерт, Летов дал пресс-конференцию.

Зрелище вышло престранное. Народу полно и почти все не из СМИ. Пришли фанаты. Всеми правдами и неправдами добыли журналистские корочки — поближе рассмотреть легенду.

Маститым пензенским журналистам Летов оказался не интересен. По большому счету газете, где я работал за небольшой гонорар и бесплатный обед, весь этот панк-рок тоже был чужд и не нужен. Но я убедил редактора на планерке, что на таком концерте неизбежны всяческие непотребства. А скандалам газета всегда была рада.

Помню я страшно волновался. Песни этого человека я слушал в студенческие годы. В молодости, дикой и прекрасной. Тогда все было по-другому. Хлесткие и какие-то нездешние метафоры накрывали сильнее запрещенных веществ. «Солдатами не рождаются — солдатами умирают». Летов изменил только одно слово и суворовская бравада сменилась настоящим жестоким откровением. Это было правдой!

«Русское поле экспериментов». Я ходил ошалевший, с таким чувством что меня приобщили к запредельному. Все столы в институтских аудиториях исписал цитатой, которая не давала покоя, - «Вечность пахнет нефтью».

 

 

Еще одно отступление. В 80-90-е каждый бунтующий подросток горланил «Все идет по плану». Но несмотря на огромную популярность, по-настоящему мало кто понимал смысл летовских текстов. В этом я не раз убеждался.

Публику, считающую себя интеллектуальной и образованной, от Летова выворачивало: слишком грязно и неудобоваримо. Хотя по части эрудиции Егор легко заткнул бы их за пояс.

Местная демократическая оппозиция, распевавшая «Мы ждем перемен», от «Гражданской обороны» тоже кривилась: «Достоевщина!» Все так: Летов — это слишком русская история.

И вот Егор сидит рядом, несколько уставший и умиротворенный, отвечает на вопросы. Странное ощущение нереальности происходящего. Голос с любимой старой кассеты обрел форму.

Одно дело идти на пресс-конференцию какого-нибудь попсовика, чьи два прихлопа, три притопа для тебя ничего не значат. И другое - если сталкиваешься с человеком, который одним лишь голосом с кассеты когда-то устроил революцию в твоей голове. Тебя сковывает боязнь разочароваться, боязнь увидеть, что голос с кассеты и его обладатель никак не соотносятся друг с другом.

Но здесь все совпало — это был тот самый Летов из моей молодости. Простой, сложный, нездешний. Совсем не похожий на классического панка. Если бы я не знал, кто это, принял бы его за религиозного деятеля.

Егор без пафоса и позерства вспоминал об истории «Гражданской обороны»:

- Мы стали персонажами мифологии. Это обычное дело. В 1985 году, когда группа только появилась, во многом из-за нелепых слухов мы оказались в опале. Меня посадили в психушку, где накачивали психотропными лекарствами. Это гораздо страшнее тюрьмы. А нашего музыканта Костю, страдающего сердечной недостаточностью, отправили служить на Байконур, мешать бетон.

Уже после пресс-конференции, когда фаны и немногочисленные журналисты удалились, я набрался наглости и попросил Егора рассказать, что привело его в политическую жизнь. Накануне декабрьских выборов 1999 года атмосфера была наэлектризована политикой. Тогда исход голосования не был предрешен заранее, как сейчас.

К моему удивлению, Летов выложил все как на духу.

- Недавно мы попытались провести съезд всех радикальных партий. Хотели объединить красных патриотов и баркашовцев. Но сам Баркашов не пришел. Вместо него были какие-то заместители. Подписали бумажки, на этом все и кончилось. Я сотрудничал с национал-большевиками. С Эдуардом Лимоновым мы делали газету «Лимонка». Поначалу все шло нормально. Но потом Лимонова понесло. Давай, говорит, на первой полосе голых баб печатать - тираж вырастет. А когда от него ушла жена (Наталья Медведева — Прим. авт.) , он вообще спятил, заявил, что теперь будет писать только о настоящей мужской дружбе. Даешь гомосексуализм и все такое. Ну на этом мы расстались. Кстати (тут Егор обернулся к своей подруге — Наталье Чумаковой), будем в Москве, зайдем к Лимонову на обед. Он сосиски вкусно готовит.

Потом я узнал, что Летов в компании каких-то молодых рокеров прогуливался по Пензе. Его интересовало какие у нас есть заводы, работают ли, как живут простые работяги. Вместо гостиницы, «Гражданская оборона» остановилась на ночлег у какого-то фаната в обычной квартире на Южной Поляне.

На следующий день, вечером к ДК имени Кирова стали подтягиваться нестройные компании молодежи. На входе всех обыскивала милиция. Но улов оказался невелик. У одного парнишки изъяли ножик.

Билеты стоили от 50 до 60 рублей. Даже по тем временам — смешные деньги. Но зрителей собралось всего около ста человек (точно не помню, но в этом зале до реконструкции было не меньше 500 мест).

Концерт должен был начаться в 19 часов. Минут за пять до означенного времени молодежь «обрадовали»: ничего не будет, сдавайте билеты. Тех, кто возмущался, милиция вывела из ДК.

Но не все неприкаянные фанаты покорились обстоятельствам. Некоторые панки разбежались по Дому культуры. Благо, там было множество коридоров и закоулков. Милиция отлавливала ребят по одному в течение часа.

 

Егор Летов и автор публикации в гримерке ДК им. Кирова, г. Пенза. Декабрь 1999 г.

Автор фото - Владимир ГРИШИН. Публикуется впервые.

 

Летов с отрешенным видом сидел в гримерке. Я подошел к директору группы — невысокому коренастому мужчине.

- Концерт отменен по вине товарища Анпилова и его «Трудовой России», - объяснил он. - Его люди в Пензе совершенно не справились с организационной работой. Мы считаем, что такие политики не должны прийти к власти.

В курилке кто-то из администрации ДК сказал, что Летов запросил для группы гонорар в одну тысячу долларов. Искомая сумма не набиралась. А ведь еще надо заплатить за «услуги» милиции, за аренду зала и установку аппаратуры. За несколько минут до концерта Егор позвонил в Москву, в штаб Виктора Анпилова. Там ответили, что партия отказывается финансировать выступление «Гражданской обороны». Музыканты ГО переговаривались, что таких неприятностей, как в Пензе, у них еще не случалось.

Какое-то время я сидел в гримерке Летова. Егор метался от стены к стене, повторяя «все политики - сволочи!» Об Анпилове вообще выкрикивал исключительно матом. Потом выдохнул: «Кроме анархии нет честной политики».

 

Егор Летов и автор публикации в ДК им. Кирова, г. Пенза. Декабрь 1999 г.

Автор фото - Владимир ГРИШИН. Публикуется впервые.

 

Хотелось поговорить о чем-то важном, глубинном, о жизни и смерти. Но было понятно: Егор не в том состоянии.

На мгновение наступила тишина. Летов сел на стул, поправил очки и разметавшиеся волосы. Почему-то в тот момент я вспомнил, что когда впервые услышал хрипящую кассету с голосом Егора, то помимо оглушенности и радости испытал страх. Страх за этого человека, кричащего нечто такое, о чем люди не хотят знать, от чего содрогается все бытие.

И вот в этой тишине ко мне опять пришло пугающее осознание - этот мир не даст ему долго жить. Чтобы отогнать эту мысль, я попросил Летова написать, что-нибудь на память в моем блокноте. Егор взял ручку, на время задумался и растерянно, будто извиняясь, сказал, возвращая блокнот: «Я не знаю, о чем писать...»