Анатолий КОЛОМЫЦЕВ
Продолжение. Начало №3 (387)
Именно тогда Саша и начал писать стихи.
– Ты знаешь, – говорит Саша, – они как-то сами мне в голову приходить стали. Езжу я, работаю, с клиентами особо не разговариваю, о своем думаю. И вот, как с тобой сейчас, еду… Даже помню, где – возле «Глобуса». Вдруг я соображаю, что про себя читаю стихи. А что за стихи? Я знаю, конечно, стихи, но это были какие-то незнакомые. Я довез клиента, заехал во двор на 8 Марта, достал карандаш, блокнотик, куда прибыль-убыль заносил, и стал записывать. Исписал странички четыре. Потом прочитал – бог ты мой! Стихотворение! Да вполне даже хорошее. Я его раз пять прочитал и так, и этак – настоящее стихотворение! И с тех пор меня, как прорвало. Блокнотик на второй день кончился, я тетрадь толстую купил, ручки. Езжу, а сам стихи сочиняю. Про клиентов даже забывал! Кое-кому, наверное, странным казался, мягко говоря. Пассажира высажу, и давай тетрадные страницы исписывать. И как-то меня отпустило. Тяжесть, будто, спала. И лапа железная перестала сердце давить. Стал я, как в прежние времена, веселым приветливым парнем. С клиентами разговаривать стал, некоторым – вот как тебе – стихи читать пытался. Ну, были, конечно, проколы. Казалось мне, что человек нормальный, хороший. Скажешь ему, что, мол, стихи, вот, пишу. Хотите, почитаю? Некоторые, как на идиота смотрели. Всякое бывало. А тебе, сразу понял, что можно прочитать – наш человек!
– А помнишь, Саш, какое ты мне стихотворение тогда, в первый раз прочел?
– Конечно! Могу и сейчас его прочитать:
Все дороги завалил мокрый снег,
тут нет-нет, да и взгрустнется о лете.
Вот по улице идет человек
и ничто ему не мило на свете
Может, одолели дела,
может, полюбил без ответа,
может, не хватает тепла –
вот и жаль ушедшего лета…
– Точно! Смотри-ка, ты, что же, все стихи свои наизусть помнишь?
– Ну, не все. У меня их уже восемь толстенных тетрадей. Но это помню. Ты знаешь, я как стихи писать начал, совсем другим человеком стал. То есть, не в том смысле, что был плохим, а стал хорошим. Другим. Как это лучше объяснить? Думать стал о том, о чем раньше не думал.
– Ну, например?
– Например, о том, что я не жалею, что судьба моя сложилась именно так, а не иначе. Пройдя через предательство жены, через многие другие передряги, я стал лучше, чем был раньше. Да, все это было тяжело, но, получается, было нужно, чтобы я стал таким, каким я стал. А таким, сегодняшним, я нравлюсь себе гораздо больше. Я часто думаю – ну, вот если бы не перестройка, не развал СССР, допустим, все бы шло, как шло. Сидел бы я инженером в НИИ с окладом в 160 рэ, ну, премии бы иногда получал. Ну, может, досиделся бы до ведущего или замначальника или – даже! – до начальника отдела. А дальше что? Пенсия? Может, конечно, с семьей бы так не получилось. Хотя, с другой стороны, кто знает, как лучше? Прожил бы я всю жизнь с женщиной, не представляя, что она способна на такое предательство. Да и стихи бы я вряд ли начал писать. Когда все ровно и одинаково, стихи не пишутся. Это я уж понял. Конечно, коряво все получилось, и дочку жалко – ведь хорошая девочка росла! Что с ней стало?
– Девяностые многим поломали жизнь, и в прямом и переносном смысле. Время такое было. Это, тоже, наверное, надо иметь в виду.
– В том смысле, что простить? Дочь я давно простил, да и как я мог ее не простить? А жену я просто забыл, выбросил из памяти. Я бы мог ей простить побег с «бизнесменом». Но то, как она после со мной поступила… Есть вещи, которые прощать нельзя.
– Но ведь дочь ты простил?
– Дочь – другое дело. Она была совсем еще ребенком. Не знаю, что напела ей мать, что, вообще, можно напеть, чтобы так поступить с отцом.
– А тебе не хотелось ее найти? Ведь столько лет прошло. Может, она и сама кается.
– Не думаю. Если бы, как ты говоришь, каялась, давно могла бы меня найти. Хоть я и уехал из Терновки, но остался в том же городе, да и знакомых, которые могли бы подсказать мои координаты, немало. А я до сих пор даже не знаю, где они. Да и зачем все это? Я ее простил, пусть она останется в моей памяти, в моей душе той веселой маленькой девочкой. Какой она стала? Не знаю, и лучше, я думаю, не знать. Это не малодушие, просто, все идет так, как должно идти. Если бы могло быть по-иному, было бы. Понимаешь? Значит, именно так было нужно. Все было нужно: и девяностые, и предательство жены, и моя работа в такси, и, вообще, все. Невозможно изменить прошлое. Кто пытается это сделать, нередко лишь ломает настоящее. А я настоящее ломать не хочу. Жизнь идет по определенному графику и мне это нравится. Мне нравится просыпаться и знать, каким будет сегодняшний день. Вернее, знать, что он будет таким же, как вчера. Я очень не люблю неожиданностей, не люблю, когда что-то врывается в мою жизнь и начинает баламутить ее размеренное течение. А сейчас мне неоткуда ждать неожиданностей, а, главное, не от кого. Ну, кроме, конечно, запланированных, но они не нарушают течения моей жизни.
– Это что за «запланированные» такие неожиданности?
– Те, что связаны с работой. Работаю-то я таксистом, если ты забыл, тут неожиданностей хоть отбавляй. Но к ним можно приспособиться – просто надо к ним быть готовым. Хотя, как говорится, и на старуху бывает проруха. Помнишь, был такой певец-эмигрант Вилли Токарев? У него была одна песня, называется «Песенка нью-йоркского таксиста». В ней про то, сколько опасностей и неожиданностей подстерегает таксиста в Нью-Йорке. С начала девяностых все это в полной мере можно отнести и к нашему брату – российскому таксисту. Знаешь, сколько раз меня могли убить? Раз двадцать – точно. А сколько раз грабили, кидали, били, три раза машину угоняли, один раз сожгли. Однажды – летом это было – год, кажется 2012-й или 13-й, работал я ночью. Я, кстати, не понимаю таксистов, которые работают строго только в день, или только в ночь. Я предпочитаю чередовать. Все время в ночь – тяжело, сбивается биологический ритм. Все-таки, человек ночью должен спать. Если работаешь, например, неделю по ночам, шальным становишься. Потому что, ну, сколько ты днем поспишь? То это, то другое, в магазин сходить, еще чего по хозяйству сделать. В итоге спишь часа четыре в лучшем случае, а этого мало. А недосып накапливается. Я раз так на четвертую ночь заснул за рулем и в столб въехал. Хорошо без клиентов был, да и сам легко отделался. После этого по ночам работаю не чаще двух раз в неделю. Большинство по ночам выходят, чтоб заработать побольше. Но я не из-за денег, мне просто интересно. Дороги свободные, люди разные попадаются, с кем-то поговоришь, кому-то стихи почитаешь. Но бывают, как я говорил, накладки. Так вот, той летней ночью 12-го или 13-го года приехал я на заказ к бывшему кинотеатру «Юность» – помнишь, на Карпинского? Там кафе какое-то было, или бар, в общем, шатер стоял. Подъехал я, а время, как сейчас помню, третий час, только-только светать начало. Смотрю, выходят из шатра мужчина с женщиной, оба, понятно, пьяные. Начинают что-то выяснять между собой. Выяснения переходят в крик, мат, а потом мужчина начинает бить свою даму. Ну, я ж джентльмен, выскакиваю, начинаю мужика от женщины оттаскивать. Я в юности борьбой занимался, силенка-то у меня и сейчас есть. А мужик, хотя, и здоровый, но пьяный. Я его отшвырнул, говорю даме, садитесь, мол, поехали, куда вам надо. А она меня не слышит, ревет, как корова, и кавалера своего последними словами кроет. Тут из глубины шатра трое выходят. Крепкие такие ребятишки. И ко мне идут. Я понял, что дело пахнет керосином, а в машине у меня в те годы всегда лежала милицейская дубинка – у меня одноклассник в милиции служил, вот мне и презентовал. Сказал, что при моей работе это абсолютно необходимая вещь. Я к машине подскочил, дубинку схватил, потому что уехать уже не успевал. Они меня окружили, я к машине прижался спиной, дубинкой размахиваю, кому-то заехал. В итоге дубинку у меня вырвали и моей же дубинкой отходили меня так, что мама не горюй. Хорошо, совсем не добили, оставили возле машины лежать. Я в себя пришел, потихоньку в машину заполз, еще с полчасика посидел и поехал домой. Слава богу, обошлось без серьезных повреждений, голову только разбили здорово. Никуда заявлять я, естественно, не стал. Почему естественно? Да потому, что все это пустая трата времени. Сказал в травмпункте на Пионерской, что с лестницы упал. Они мне голову забинтовали и отпустили. Я потом месяц с забинтованной головой работал. Все клиенты спрашивали, что у меня с головой и нормально ли я себя чувствую. В том смысле, все ли у меня с головой в порядке.
Окончание в следующем номере.
«Новая социальная газета», №4, 25 февраля 2021 г. Публикация размещена с разрешения редакции «НСГ». Адрес редакции «Новой социальной газеты»: г. Пенза, ул. Куприна/Сборная, 1/2А. Тел./факс.: 56-14-91.
