Дмитрий БАРАНОВ
– Как тебе «Фиеста»?
Саня любил беспорядок, который всегда можно было найти в Таниной комнатушке. Всегда беспорядок и всегда чистый пол – обжито. Он вот уже минуты две искал куда–то запрятавшуюся пачку «Петра» и его взгляд упал на книгу.
– Когда читаю Хемингуэя …, ну или Фицджеральда, Ремарка, мне кажется, что у нас жить очень скучно! – начала Таня, тоже найдя книгу глазами. – Там Париж, Нью–Йорк, Лондон, Лиссабон… Там французы, американцы, испанцы, итальянцы, англичане, и все ссорятся, веселятся, пьют, а мы тут как карантином изолированы.
– Скучно повсюду, – Саня наконец нашарил под одеялом сигареты. – Нам стоит выпить.
Он встал голыми пятками на голый пол и прошлёпал несколько шагов до чёрного пакета. В пакете скрывались две бутылки дешевенького красного полусладкого вина. С бутылками пришлось повозиться: Саня пытался откупорить шариковой ручкой, ключами, вилкой. В конце концов пробки были вдавлены – закачались поплавками во крови Христовой.
Саня и Таня пили вино, полулежа на кровати, засунув ноги под одеяло, курили и стряхивали пепел в черную пепельницу, подымавшуюся и опускавшуюся с дыханием на сашином животе.
– Зачем ты притащил огромную спортивную сумку? – спросила Таня после очередного глотка.
– Скажу попозже.
– Ах ты, – шутливо ударила она его в плечо, – собрался меня напоить!
– Как ты догадалась, – усмехнулся Саня.
Когда осталось по стакану обоим, за окном уже стемнело. Из комнаты было видно, как мошки копошатся в световом конусе фонаря. «Допивай и одевайся, – сказал Саня и сам опустошил стакан глотком. – У меня есть для тебя подарок». Он встал с кровати, отошёл в угол комнаты и вызвал такси. Видя, что Таня выбирает между двумя платьями – персиковым и чёрным в горошек, Саня посоветовал одеться потеплее: утром можно замёрзнуть.
Приехало такси. Ночь окутывала двор тёплой тёмной шалью. Ночь затыкала беззубый рот старушечьей этики и дарила влюблённым интимность. Ночь манила и уговаривала променять на себя светлый день. Таня выпорхнула резво из подъезда – в кроссовках, а не в колодках туфлей, в свитере с воротником и джинсах, и пробежала немного вдоль окон. Она была весела, свобода в движениях приносила удовольствие. Саня вышел вслед за ней слегка задумчивый, с сумкой в руке. Вдохнув ещё остывавшего воздуха, они залезли в такси.
Затем они ехали куда–то долго–долго, а ночь казалась бесконечной, точно она измерялась не во времени, а в пространстве. В салоне играла допотопная заунывная попса, а за окном весело мелькали огни продуктовых магазинов и ларьков.
Сонный усатый таксист остановил в новом строящемся районе на краю города, молча, угрюмо посчитал деньги и укатил. «Нам туда» – указал Саня на еще не до конца возведённую многоэтажку и закинул сумку на плечо. Высотка стояла на отшибе, какую–то её часть окружал забор, но чуть дальше от дороги он заканчивался и начинался просто неогороженный пустырь. Они взяли левее от дома и стали пробираться сквозь исполинские сорняки. Таня представила сторожевого пса и инстинктивно схватила своего спутника за запястье. Саня уже второй раз почувствовал, как его за щиколотку куснула крапива.
Они вышли из бурьяна на строительную площадку возле дома. К счастью внутри охранялось также плохо, как и снаружи: собаки или никогда не водились, либо сбежали. Дальше простиралось пустое, заросшее буйной растительностью пространство, а ещё дальше текла узенькая река. Можно было разглядеть перекинутый через воду деревянный мостик, наверное, шаткий и скрипучий. Саня и Таня посмотрели на высотку, она ответила взглядом сотни пустых окон. На стены, не закрываемые другими домами, как из ковша лился лунный свет.
– Пойдём, а то станет страшно, – улыбнулся Саня и повёл Таню в зияющий проём подъезда. Таня так и не отпускала его запястья.
– На каком этаже будем ночевать? Давай на третьем, – прошептал Саня.
– Хорошо. Давай, – прошептала в ответ Таня. Она ощущала себя участницей заговора, сути которого не понимала.
На третьем этаже были сделаны только перегородки. Они зашли в одну из будущих однокомнатных квартир. Лунный свет проходил в пустое окно и образовывал прямоугольник на полу. Возле стены лежал забытый кем–то шпатель. Саня скинул сумку, расстегнул молнию и достал надувной матрас. Таня смотрела в окно: от сюда открывался тот же вид. Над рекой витал полупрозрачный туман. Воображение рисовало скрывающихся в нём русалок – с длинными мокрыми волосами, печальными красивыми лицами: сидят они там, на травянистом берегу и грустно смотрят на лунную дорожку на еле колеблющейся воде.
– Вот и готово! – крикнул Саня, встал с корточек и кинул надутый матрас на усеянный кусочками кирпича и шпатлёвки пол. Он пытался придать голосу весёлости, видя, что Таня задумалась. Восклицание прозвучало дико в недостроенном доме ночью. Казалось, неосвещённые голые стены должны сдвинуться и придавить врага тишины.
– Я взял с собой одеяла, фонарик, – продолжил Саня, – и ещё фляжку с коньяком на случай, если замёрзнем.
Они кое–как уместились на матрасе, накрылись одеялом и лежали, почти протрезвевшие, молча. Таня грустила или злилась. Саню это злило. Ища разрешения скрытого конфликта, он попытался её поцеловать.
– Зачем ты меня сюда привёз? Что это за подарок? – зло прошептала она, отстраняясь, – здесь темно, грязно и жутко.
– Это тот подарок, который получишь через какое–то время. Но, поверь мне, получишь! Вместе получим, но не сегодня.
Снова замолчали. Где–то вдалеке проехала машина. Саня достал телефон и поставил будильник на пять утра. Таня отвернулась и через какое–то время заснула. Саня чувствовал телом, как замедляется её дыхание. Он заставил дышать себя с нею в такт и скоро тоже заснул.
Саня проснулся от холода раньше звонка будильника – сквозь окно тянуло. Он прошёлся по комнате, смотря на стены: если лунный свет привносил сюда мистицизма и, может быть, романтики на любителя, то свет дня безжалостно сорвал флёр. Странное дело с обоями: вначале возводятся стены, за тем на них клеятся обои. Но от чего–то в сознание стены как бы изначально вырастают с обоями. Ничем не прикрытые перегородки из бурого кирпича ассоциировались с мясом, с которого недавно содрали кожу.
Размышляя, о том, на сколько место свидания невыигрышно, Саня достал флягу и приложился. Таня ещё крепко спала. Её лицо, ныне умиротворённое и даже, кажется, слегка улыбающееся, скоро захватит раздражённость или, может быть, едкая ирония.
Он потряс её за плечо и сказал в ухо: «Танечка, пора уходить – скоро придут рабочие». Она проснулась почти резко. На лице не было насмешки или злобы, только недоумени. Её волосы скомкались, вчерашний макияж не выдерживал критики – Саня порадовался, что тут в ванной ещё не поставили зеркала.
Они вышли из дома, продрались сквозь бурьян и поплелись молча на остановку. Таня обрывала со свитера, привязавшиеся за вчера и сегодня, репьи. Пришлось стоять и ждать первого транспорта. Саня пытался говорить, но разговор не вязался. Подъехал её автобус, и она клюнула Саню в щёку – скорее из чувства неловкости, чем из подлинного желания.
Прошло четыре месяца.
Саня стоял возле подъезда и ждал Таню. Она, как обычно, час прихорашивалась. С неба сыпал мелким поролоном снег. «Интересно, а сталкиваются ли снежинки во время падения» – подумал Саня. Вышла Таня, и они обнялись – на морозе целоваться не хотелось. Ей ужасно шла шапка с пумпоном.
– Помнишь ту историю с подарком. Так вот, для него пришло время, – сказал Саня с загадочной улыбкой.
– Хорошо, только потом пойдем есть роллы, – весело отозвалась Таня.
Они приехали на ту остановку, с которой уезжали когда–то ранним утром. Пока ехали – стемнело. На улицах было безлюдно: холодно, да и район ещё не до конца заселился. Пришлось потратить время, чтобы найти тот самый дом.
И вот, они стояли у него и смотрели на свет люстр, проникавший во двор, минуя пластиковые окна.
– Видишь, вон то окно? – показал пальцем Саня, – когда–то мы были с другой стороны.
За окном сквозь тюль виднелся мужчина. Он прошёл рядом с окном и скрылся в глубине комнаты. Может, сел в кресло перед телевизором.
– Там сейчас живёт какая–то семья, – начал Саня. В его голосе были и грустные и радостные ниточки, – и эта комната стала их домом. Но ещё раньше на одну ночь эта комната была нашим домом. У тебя были отношения до меня. Не исключено, что будет кто–то и после меня. Но не с одним из них у тебя не будет такого дома. Дома, который объединяет нас и всегда есть в наших умах. Я дарю тебе эту мысль. Эта мысль и есть тот самый подарок.
Таня задумчиво смотрела в то самое окно. Снежинки садились ей на лицо и скоропостижно таяли. Саня сжал руками её плечи и повернул к себе – она ему улыбнулась.
– Всё, хватит с нас возвышенной грусти, – улыбнулся Саня в ответ, – сейчас мы поедем есть роллы и греться!
Произведения Дмитрия БАРАНОВА:
Нерайо Фарина, спасшийся обонянием. Рассказ