Антон ШУМИЛИН
***
Поскользнувшись на красной волне, провалиться под мёд,
Где из ран вырастают цветы насекомой вины,
За гноящийся мир, за Иуду, за ноль и за гнёт,
Где молочный поток до мостов потаённой страны
И посадочный шлюз на крыло векового Орла,
Что парит над воротами сердца, рождённого жечь
Белый хворост судьбы до последнего липкого тла,
Лишь бы вечное жерло борьбы не работало в желчь.
Над берёзами, мраморным блеском рельефов и львов
Щедро встретит Земля, опоённая космосом слов,
Удивлённая близкой и бренной реальностью снов.
Мы дойдём до Земли. Первый раз нам уже повезло –
Породнить свою кровь, до конца обожая, без «но».
Оно
Заросли белой березью реки, поля, полигоны,
Заросли белым инеем белые бредни берёз,
И по бункерам спят молчаливые махаоны,
Малахитно-тигровыми крыльями грея вопрос,
Заключённый в обратную сторону метаморфоз.
А под сдавленным заревом грязного городомора
Расшивается буквой закона всеобщий кафтан
Обращённого внутрь идей воскового террора,
Что распродан как дар и в немых ощущениях дан.
Отовсюду бездарно сочится сухая вода…
Этот край благодушно заранее высушил вёсла…
Но хрустит под ногами живой, неприлизанный лёд –
По обратную сторону суть не до мозга промёрзла,
Махаоны и мы прозреваем дорогу на взлёт.
Ты во мне говоришь. И я знаю – Оно не уйдёт.
Колпак
Из проломов разбитых шахмат, утопающих в чреве лужи,
Бестелесный и безупречный, гармоничный струится пат.
Кто не ел шоколадных пешек и коней на обед и ужин,
Но при этом и сам не съеден – злой мятежник и психопат,
И лелеет в зрачках колодцев связки новых стальных волокон,
Заполняя прозрачной честью ледяные бокалы душ,
Отзвеневшие под фанфары из разбитых птицами окон,
Озверевшие под слепую и едва солёную глушь...
Колпаком из змеиной кожи – мозаичной и переспелой,
Как раздавленный мозг янтарный в грязно-мраморном тупике –
Накрываю небесный глобус пустоты исподлобно-белой,
Чтобы дольше, забыв о страхе, ты спала на моей руке…
Мы будем летать
В сиренево-мраморных перьях осеннего облака,
Дрожа золотыми ресницами снежного пуха,
Закат, словно пёс, тишиной своей вылакал колокол
И звон проглотил в невесомое синее ухо.
А наша судьба ограничена узкими рамками,
И синее ухо не слышит глашатаев воли,
Душа перманентно сочится кровавыми ранками
И рвётся за рамки, сжимаясь и корчась от боли…
Полёт – антипод расползанья по замкнутой плоскости,
Свобода делиться полуденным запахом сосен,
Возможность не видеть в любимых глазах озлобленья
и жёсткости…
Мы будем летать! Революция рядом. И осень…
Осенью
Осенью дрожа, палая листва дремлет под водой.
Тянутся вокруг толпы грязных рук спать на водопой.
Тянется вокруг мерный цикл сна длинной бородой,
Изредка входя с шелестом волос в пьяный мордобой.
Осенью дрожа, палая листва умирает в слизь.
Острые штрихи веток бытия собраны тобой
В атомный костёр наших белых чувств.
Ад и рай слились.
Мы проснулись.
Пой!
Смысл
Плавно, точно первый житель Вавилона,
Остывает блюдо из сухого мрака –
Ложь-тоска саванна, в пух переслонёна.
Потребитель будет. Всё здесь будет так, а
Синий колокольчик любит быль и поле.
Золотая небыль –
меч, что миром вышит.
Солнце любит скрежет обнажённой воли,
Я люблю тот смысл, что с глазами неба
Белым сонным утром мне на ухо дышит.
***
Косарь кому-то должен. Кому – косарь не знает,
Он падает из бочки смолистого настоя
Сентябрьских закатов с прозрачным самогоном.
Душа не просыхает, верблюды пролезают
В ушко собачьей будки. А время непростое
Себе желает жертву, прикинувшись драконом.
Косарь, зачем – не зная, тревожно спит и видит,
Как весело проснётся и выкосит полцарства,
Засадит всё цветами и райскими садами,
И сны его смешные наполнены наитий
Космической свободой, как зеленеет завязь,
Как я смотрю на вечность, твоих волос касаясь...
***
Ни мира, ни войны. Ни слёз, ни смеха.
Октябрь весь фарфоровый и хрупкий
В руках твоих пригрелся и молчит.
А в голове сгорает микрочип,
Ты напряжённо поджимаешь губки,
И шелест их подхватывает эхо.
Отпущен грех, натянуты поводья,
И над землёй борьбы алеет знамя.
Фарфоробитной раной ножевой
Октябрь твой испорчен, но живой,
И фрау Майнхоф впредь навеки с нами
Идёт прямой дорогой в Беловодье.
***
Завернувшись в шинель-безрукавку,
Точно в кокон, набухший до срока,
С междустрочьями впитывать Кафку
Воспалённым сознаньем морлока.
И смотреть, как на будущем небе
Расцветают алмазные грозы…
Энтомолог – святое отродье –
В чистом поле посеял булавку…
Нам с тобой открывать Беловодье,
Завернувшись в шинель-безрукавку.
***
Ты дышишь сквозь музыку Баха.
Кричу, придвигаясь поближе:
«Рассвета грядёт черепаха,
Умы от кошмаров оближет,
Удушливо-серому игу
Меняться на рай помогая».
А ты улыбаешься в книгу,
Нордическая и нагая.
***
Еду лесом времени, на реке
Будущих открытий играет след.
Хочется доставить тебе букет
Из нанороботов
и ракет,
Страху и упрёку заклеить рот,
За руки держаться, лететь вперёд,
Бросив под ноги, как в кофе лёд,
Мир, в котором никто
не умрёт.
***
Мы играем в кубики Рубика,
Постигая ключ от пространства.
А могли бы дыркой от бублика
По старинке чтить постоянство.
Гнать за красноглазыми мухами
Внутрь по закоулкам арбуза
Начинали, в ужасы бухая,
Продолжали кровными узами,
Широтою нежного полюса,
Долготой пролива горений.
А могли бы в грудь мегаполиса
Лечь крестом любых изменений,
Пообтачиваться мрачными браками,
Не артачиться и в ад топать гномами.
Вы играйте со знакомыми знаками,
Поиграем мы с незнакомыми.
Мысли
Мысли вздрагивают от прикосновений
Друг к другу, слов к делу, языка к колоколу,
В пузырях желтощёких всплывает безликий гений
На поверхность, где воют волком и тащат волоком,
Где лежат России, Норвегии и Кении
С недобытым смыслом и переменным толком,
Где в рулонах слипшихся облаков жнётся
Урожай белоснежных глыб, звёзд, иголок...
Где должен бесценный опыт со дна векового колодца
Питься катастрофически жадно, базарно, голо, как
Наливное яблоко хочет ёжиком уколоться
И книги тирана мечтают попадать с полок.
В голубых глазах пульсирует веющее
Соком лесной прохлады и жаром солнечной лени,
Дающее силы не бредить вещью, близкое, вещее,
Когда ты вздрагиваешь от прикосновений,
Просыпаешься, дышишь радугой или споришь резче...
В пузырях желтощёких всплывает безликий гений.
***
Кто способен, тот и должен страдать,
Наблюдая за чумой мировой:
По уродливым ума кружевам
Пробирается Ничто в Никуда –
Благо вакуум смогли прожевать,
Благо родина струбила отбой.
А на небе мятный блеск облаков
И протянутые нити добра,
Где вишнёвой кровью смазан рукав,
Где полынью не дышать далеко,
И с тобою нас уносит река
Вольной Щуки и святого Бобра.
В рукавах ленивого ветра
Зачерпнув дырявой калошей
Из-под лодки гнилой воды,
Не зачать идеальный шторм,
Как бы этого ни хотелось.
И как будто ведут следы
В длинный мир, смешной и хороший:
Притвориться большим котом
И смотреть на бледную Эос.
И как будто не стоит ни свечек,
Ни изломанного гроша
Сад, сокрытый под потолком
Всепрощений и упрощений.
Только муторная душа –
Сокровеньненький человечек –
Непроглатываемый ком
Принимает за угощение.
Зачерпнув горячей кастрюлей
Из-под звёзд кусок пустоты,
Не родить вселенной иной,
Как бы этого ни хотелось.
И как будто глаза святых,
Превращённые в адский улей,
Синим светом жужжат за спиной,
Отгоняя бледную Эос.
У захватчиков – вошь под кожей
Копошится за фронт и тыл.
Мы же просто идём ко дну,
Продолжая сомненья множить,
Содрогаться от красоты,
Делать большее из возможного
И друг другу смотреть в глубину,
Не минуя поверхности кожи…
В рукавах ленивого ветра
Перекатываются облака,
Словно сыр неозвученных тайн
В нежно-тающем масле тревоги.
Упирается жизнь в бока
Тридесятого километра,
Каждый корень ведёт к цветам,
Каждый Рим пускает дороги.
Поэтический сборник «ЭТВАС»:
Другие публикации Антона Шумилина