Ольга ДАРВИНА
«Милый мальчик, милый мальчик! Ты совсем как одуванчик…». Вот уж привязчивая песенка! Слова, словно цепляются за сознание. А сознание – за этого девятнадцатилетнего паренька.
Федор – друг моей дочери. Приходил пару раз к Катюхе за компьютерными дисками. Мы и общались на уровне «здрасьте, как дела». И разглядеть-то по-настоящему не удалось. Вихрастый такой, щупленький мальчишка.
– Мам, Федька непонятный какой-то, скучный. И слишком правильный. С ним и поболтать не о чем. Зануда, – так отзывалась о приятеле моя шестнадцатилетняя дочь.
– А мне он показался интересным и вдумчивым. Правильная речь, грамотно выстроенные фразы. Присмотрись. И ты ему, по-моему, нравишься.
– Брось ты, нравлюсь. Ему компьютеры нравятся, а не девчонки. Он и на дискотеки не ходит. Несовременный.
– Зато ты такая современная! Танцульки обожаешь, веретено кривое.
Катька расхохоталась.
– Не знаю, кому такой, как Федька, понравится?
– Понравится, понравится. Он внешне очень даже ничего. Лет через пять заматереет и станет ярким мужчиной.
– Он? Ярким? Брось!
– Поверь мне.
Наверное, я слишком опекаю мою Катьку, лезу к ней с расспросами. Вообще, как она меня, такую любопытную, терпит – не понимаю.
У одних моих знакомых сын погиб в подростковом возрасте: застрелился из отцовского охотничьего ружья. О неразделенной любви он много писал в своем дневнике. Отец на могиле буквально волосы рвал, кричал. После смерти он прочитал сокровенные записи подростка и не мог простить себе, что был слишком порядочен и не позволял себе опуститься до подглядывания за своим сыном.
Я извлекла из этой истории для себя урок: чтобы не допустить беды, да простит моя кровиночка, каюсь, подглядываю за ней. Иногда читаю ее дневниковые откровения, прислушиваюсь к болтовне с подружками. Это не правильно, не педагогично. Но я просматриваю сообщения в мобильном телефоне. Эсэмэски бывают разные. В основном какой-то детский треп, приколы.
– Мам, на балансе деньги закончились. Можно с твоего отправлю эсэмэску? – для Катьки это в порядке вещей схватить мой мобильник и отправить свою пустотню знакомым.
Ответа она не дождалась и куда-то убежала.
Когда затрещал телефон, я не сразу поняла, что это сообщение.
– Ну вот, улетела моя стрекоза, а мне отдувайся.
Это был Федор. Я взяла и решила пошутить, ответить вместо Кати. Завязалась дружеская переписка. В последнем сообщении я не выдержала такого оживления и призналась: «Не обижайся, Федор, Катя ушла и все это время переписку с тобой вела я, ее мама».
Он написала: «Здорово! А я все никак не мог понять, что сегодня с Катюней».
А через два дня на мой мобильник пришло сообщение: «Доброе утро. Как дела?» Поначалу я не сразу поняла, от кого эсэмэска. «Федор, все в порядке. У Кати другой номер телефона». В сообщении я указала номер и успокоилась.
Пожелания с добрым утром и улыбающейся рожицей на конце сообщения стали приходить каждый день. Конечно, это приятно, получать послания от юноши.
Ровно в восемь радостно звенел мой мобильник – и я спешила прочитать его очередное «Доброе утро. Как жизнь, Катина Мама?»
Батюшки, сколько пафоса. Какой вежливый молодой человек, думала я и радовалась за Катю: это, наверное, он таким образом хочет показать, что моя дочь ему нравится.
Иногда я отвечала ему. Две–три фразы о погоде, о хорошем настроении. Ничего особенного. Интересовалась его делами в институте. Я уже привыкла к этим милым посланиям.
А потом он замолчал. И я забеспокоилась. Вернее, не то слово – я сходила с ума! Что случилось? Может, я его чем-то обидела? Я посылала ему сообщения, но его «мобильник» молчал. У Кати спросить о Федоре я стеснялась, подумает невесть что. Дома он у нас не появлялся… Вот и маялась я в неизвестности.
Федор откликнулся недели через две. Оказывается, он уезжал с родителями за границу, а сигналы оттуда не доходили. Так я узнала, что он из приличной, обеспеченной семьи, что его мама – моя ровесница, ей так же, как и мне тридцать четыре, она работает в книжном издательстве, а папа у Федора заместитель директора одной солидной фирмы.
За границей, в Швеции, живет семья его дяди по маминой линии и сообщить о поездке он не успел. Но все это время думал о нас с Катюшкой и привез нам сувениры.
«Когда я могу зайти?»
«Как тебе будет удобно, хоть сегодня вечером, часов в семь», – ответила я.
Федор пришел ровно в семь. Минута в минуту. Такая пунктуальность вызывает уважение.
Я видела, как он смущается.
– Проходи. Катя пока не пришла. Сейчас я чай согрею.
– Спасибо. Это вам, – он протянул красивый пакет. – Это статуэтка. Когда я увидел ее, я сразу заметил большое сходство с вами. Разверните.
Когда его рука коснулась моих пальцев, я вздрогнула. О, боже, лишь бы он не заметил, как я нервничаю.
– Какая прелесть, – выдавила я, доставая фарфоровую статуэтку из упаковки. Хрупкая женщина с милым нежным лицом и красивыми формами держала скрипку.
– Видите, как она на вас похожа?
– Не придумывай, Феденька, – я впервые назвала его по имени, да еще в уменьшительно-ласкательной форме. – Чем она похожа на меня?
– Душой. У вас такая же ранимая тонкая душа. И вы очень красивая.
– Спасибо за комплименты.
– Это не комплименты. Это правда… И, знаете, я вас люблю.
Я опешила. И почувствовала, как краска заливает лицо.
– Милый мой, какая любовь? Столько девочек вокруг. Ты такой…
– Такой… Какой? Я знаю, что вы сейчас скажете: и молодой, и смешной…
Да, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно!
Он целовал меня так, как может делать юный любовник – неумело и неистово. Вся я, мое тело, моя душа, весь мой мир отдавались его безумной энергетике.
– Не надо, мальчик мой, не надо, - я еще сопротивлялась чувству и понимала: он уже отвоёвывает меня у меня самой.
– Но почему, почему? Я не могу без тебя жить, ты понимаешь! – вдруг перешел он на «ты». – Статуэтка ты моя…
– Тебе девятнадцать. Я на целую твою жизнь старше тебя.
– Какое это имеет значение…
– Ты замечательный, хороший, нежный. Но нет, Федя, нельзя, – старалась мягко и деликатно отстраниться от него.
Я боялась его ранить. И, стараясь быть деликатной, тщательно подбирала слова.
– Я тебе противен?
– О чем ты? Я чувствую, так же, как и ты.
– В чем же дело?
– Дело во мне. Я не готова. Мне нужны отношения, а не интрижка.
– А мне нужна ты. Ты вся!
Когда Федор ушел, я не находила себе места. Да, у меня есть друг, мы встречаемся с ним изредка. Любовью это чувство не назовешь, скорее – привычкой. Нас связывает большее. Бизнес, общее дело: он руководит рекламным агентством, в котором я – его правая рука. Михаил старше меня на десять лет, я его очень уважаю и ценю. И Катька к нему благосклонна. Он основательный, надежный, понятный. С ним все размеренно и просто. Он давно предлагает жить вместе. Но я все как-то затягиваю с ответом.
С отцом Кати мы расстались десять лет назад. Потом были мужчины. Короткие связи, нелепые расставания, которые и разлукой назвать сложно.
Для одних мужчин я была особенной, интересной, с которой они готовы были жить под одной крышей до конца своих дней. Для других – праздничным приятным времяпрепровождением, неординарной формой. Коробка конфет, букет цветов и бутылка марочного вина – в лучшем случае. Плюс нытье на непонимание их благоверных, жалобы на бытовые неурядицы. Эти женатики, сделав свое мужское дело, спешили потом в свои семьи, к женушкам и деткам и изредка напоминали о себе телефонными звонками. И я от этого нисколько не страдала. Я вполне комфортно себя чувствовала. Меня и сейчас нисколько не тяготит то, что я не замужем. Меня все устраивает. Хотя кто-то, возможно, в этом усомнится: мол, притворяется. Ничуть! Я – свободна и независима! Мне хорошо.
Вернее, было хорошо и понятно, до тех пор, пока не появился в моей жизни этот мальчик.
Милый мальчик, я взрослая женщина с кучей комплексов, хотелось мне крикнуть ему.
Он ушел, а я долго не могла унять дрожь. Я замерзала смертельно. От своих мыслей, от своего желания и обновленных эмоций. Я вспоминала его поцелуи, пушок над его верхней губой, нежные прикосновения. Меня тянуло к нему неодолимо!
Господи, ну что за испытание посылаешь ты мне. Улыбка, родинка на щеке, чудесные карие глаза, этот юношеский, еще неокрепший голос с пробуждающейся мужской властностью и подрагивающей хрипотцой. Милый мой, милый мальчик! Что я могу дать тебе, что. Тебе нужна огромная любовь! Вся радуга чувств. А у меня…
Да, любовь женщины можно сравнить с радугой. Спектр семи цветов: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Женщина дарит чувства любимому мужчине, единственному на всю жизнь или делит ее на всех своих мужчин, как радугу.
Так, в красный цвет была окрашена моя первая безответная любовь, любовь пятнадцатилетней девочки. И тогда, влюбившись в своего школьного учителя истории, отчаянно рыдая в подушку по ночам, я думала, что все кончено, что я никогда никого не смогу полюбить так сильно, как его. Оранжевой любовью я любила студента-первокурсника, с которым училась в институте в одной группе. Потом была желтая, когда в девятнадцать я выскочила замуж. После я испытывала другие оттенки в любви – зеленые, как летняя листва, и голубые, как утреннее небо. И будет синяя, которая придет на пороге осени, лет в 40-45. И придет последняя, фиолетовая, загадочная, как магия заката.
О чем я? О чем? Я хочу любить и быть любимой! Я – желанная, притягательная! И от этого мне прекрасно! И не важно, из какого периода моя любовь, – из летнего, лазоревого, или вырванная из чужой весны. Возможно, так не бывает, чтобы столкнулись весна с летом или осень и зимой. Не бывает! Я дура.
Это только они, сорокалетние мужики, могут крутить романы с молоденькими девчонками, дрожать над их голенькими коленками и рыдать от того, что они из другого поколения. И считать это в порядке вещей: мол, девочки вместе с ними взрослеют. А если женщина ближе к сорока влюбляется в человека вдвое младше, это уже – преступление! Наверное, кто-то из них, умников, скептически заметил: если женщина засматривается на мужчину младше себя, значит, она на пороге старости. Какая глупость! А у меня и фигура не хуже девичьей. Я… Да я действительно похожа на эту фарфоровую статуэтку…
У моей Катьки талия семьдесят три сантиметра, а у меня на четыре меньше. Ах, о чем это я?
Этот парень вполне мог с Катюхой встречаться. У нее вон какое личико свеженькое, нежное. А у меня под глазами – чернота, морщины в уголках. От возраста не убежишь, вздыхай, не вздыхай.
– Ты очень красивая, Таня, – он гладил мои волосы, и я с ума сходила от счастья.
– Зачем я тебе, мальчишка?
– Не знаю, нужна и все. Дышать без тебя не могу. Думаю о тебе постоянно.
– Господи, вот случилось же такое!
Он гладил меня, ласкал. И от каждого его прикосновения я растворялась. О, Боже, какое наслаждение! И все это казалось мне бесконечным сном.
– Так счастлива я не была никогда, мальчик! Мой милый мальчик!
– Скажи еще. Еще. Еще.
– Счастлива! Счастлива! С тобой, мой любимый! Я счастлива!
– Еще… Скажи…
– Ну, перестань дурачиться. Не скажу.
– Ты замечательная, Танечка.
– А ты лучший на свете. Я готова целовать каждый островок твоего тела. Я вдыхаю твой аромат – и я принадлежу тебе, каждой своей клеточкой. Я принадлежу тебе, твоим вишневым глазам, твоим алым губам. Целуй меня, целуй, дорогой ты мой.
Он улыбался, мой юный, красивый, нежный цветок. И целый мир принадлежал мне – и солнце, и ветер, и небо.
… Мне снился сон. Будто я мою пол в комнате и в этот момент рухнул потолок. Я гляжу на огромную кучу обрушившейся штукатурки и смеюсь. Только сделала ремонт. А из образовавшейся дыры его глаза:
– Не ожидала?
– Не ожидала. Как ты там очутился? Спускайся!
Потом была сумасшедшая любовь на мокром полу. И неприятный диалог:
– Дурашка, можно подумать у тебя до меня были женщины.
– Была одна.
– Да? А ты мне не говорил об этом.
– Не говорил. Потому что не спрашивала.
– И кто она? Уж не Катя ли моя?
– Катя.
– Она же совсем маленькая. И что у тебя с ней было? То же, что и у нас? Говори немедленно!
– Нет.
– Как это, Федор, не мучай меня.
– У нас не получилось.
– Что не получилось?
– Не притворяйся. Ты все понимаешь, Таня. Просто я не смог сделать ее женщиной. А ты мне доказала, что со мной все в порядке.
Я проснулась и долго не могла прийти в себя.
Больно. Как больно! Это всего лишь глупый сон, не надо придавать ему значения. Все нормально. Все хорошо. Мне и на работе говорят, я выгляжу чудесно. По-иному светятся глаза. Михаил, правда, обижается: «Совсем ко мне не заглядываешь. Что происходит?» Как ему объяснить, что я стала другой!
Мы встречаемся с Федором уже несколько месяцев. Тайком, по-детски как-то. Я, взрослая тетенька, которую знает в нашем городе каждая собака, хожу с юным любовником в кино, подолгу сижу с ним в уличной забегаловке, ем на скамеечке в парке мороженое и хот-дог и хохочу, как девчонка. Мне не нужны от него дорогие подарки, цветы! Мне нужен он, только он…
Однажды загулялись с ним в парке. Страшно захотелось пить. Подошли к колонке. Федор первый попробовал: «Тань, вода леденющая! Давай я тебе в клювике, как голуби пьют, дам». И я пила эту воду из его губ. И ничего вкуснее той воды не было на свете…
И это я, о, боже. Я нисколько не стесняюсь. Себя не узнаю. Счастлива! Летаю и живу в гармонии с собой! Какое чудо - быть с ним, с этим юным мужчиной! Я самая счастливая женщина на свете! У нас нет будущего? Возможно, но я тону в этом чувстве и я не знаю, что я буду делать без этого мальчика, моего милого мальчика!
…– Мамочка, мама, очнись, что ты наделала! – Катя рыдала, и гримаса презрения исказила ее бледное лицо. – Статуэтка фарфоровая? Так он тебя называет?
Все же смеются над нами, над тобой и мной. Зачем ты с ним?! У тебя что, совсем крыша съехала?
– Как ты можешь так со мной говорить!
– Могу, мама! Он же всем на свете, на всех углах рассказывает, какая ты ненасытная похотливая женщина, какой у тебя неистовый темперамент. Как ты его целуешь, что ты ему говоришь. Кривляется: «Милый мальчик, милый мальчик…» Знаешь, как по утрам соседки наши шепчутся? «Была такая правильная, степенная, и вдруг совсем сдурела. Связалась с молоденьким, в сыновья годится…» Ты давно на себя смотрела в зеркало? Ты же старуха! Ему только опыт нужен. Он смеется над тобой и твоими причитаниями. Я ненавижу тебя. Мне стыдно, что у меня такая мать.
Слова дочери хлестали меня по щекам.
Я проснулась в жутком смятении… Неужели мне всё приснилось?
На журнальном столе стояла фарфоровая статуэтка со скрипкой.
Любительская съемка.
Автор видеозаписи Владимир Кудрин.
Рассказы:
Уроки любви и ревности в сентиментальном возрасте
Стихи:
Из цикла "Парижских улочек контрасты..."
Об авторе:
Комментарии (6)
Энурез не актуален. А вот отчитка стихами Навроцкого облегчила почечные боли. Статьи Ольги Дарвиной спасали от большего.
В начале - прямое заимствование у Мариенгофа. Понятно, что вся современная литература, по большому счету, реплика, но реплику надо подать. У Дарвиной это грубо, топорно и безвкусно. Тем паче у Мариенгофа - реальная трагедия с его сыном, у Дарвиной - оборони Создатель!
Произведение в целом оставляет чувство неудобства. Как будто в лесу набрел на даму, присевшую справить нужду. "Моменты фарфорового изящесьтва"наду маны (более того, откровенно пошлы),но главное, втиснуты буквально насильно в эротические грезы "ягодки опять".
Образцовый пример вкуса и изящества на заданную тему см.
http://www.rulit.net/books/nonita-read-194319-1.html