Василий КОПАШИН
От автора.
Мой рассказ, хотя и основан на реальных событиях и связан с реальным человеком, является художественным вымыслом, поэтому приведенные в нем примеры и случаи не могут быть расценены как фактические и документально подтвержденные.
Ох уж эти треклятые конец 80-ых и 90-е, отметившиеся в истории перестройкой, развалом одного из самых могущественных государств мира под названием СССР и целой чередой событий с запахом и цветом крови.
Мы, бывшие курсанты военных училищ, некогда жившие одной дружной семьей, укрывавшиеся, порой, одной плащ-палаткой, помогавшие друг другу адаптироваться к нелегкой курсантской жизни, сопереживавшие товарищу в неразделенной любви, поклявшиеся после выпуска в дружбе и братстве на всю оставшуюся жизнь и ставшие офицерами, в одночасье оказались не просто в армиях разных государств, а некоторые, стали еще и врагами.
И наступил момент, когда мы продолжили наблюдать друг за другом, но уже не по хвалебным газетным материалам или приказам о поощрениях наиболее отличившихся, а через оружейные прицелы.
"Э-э-э-й!", - махая рукой, крикнула мне жена на автобусной остановке. "Подойди к нам сюда. Узнаешь?", - показывая на здоровенного двухметрового роста детину в капитанских погонах, спросила она. "Игорь! Ты ли это?", - удивленно воскликнул я. "А что, у тебя еще есть братаны - друзья с такими "габаритами", - хмыкнув, ответил он. Перехватив мой взгляд на погоны, Игорь коротко бросил: "Не обращай внимание, это я уже по третьему кругу в "капитанах" хожу".
Да, в нашей жизни все бывает, меня самого в пору моей "лейтенантской" юности судили судом чести младших офицеров за сломанную, причем сразу в двух местах, челюсть потомку грузинских князей рядовому Зарандия. И вместо того, чтобы получить "старшего" документы были отправлены в вышестоящий штаб на "младшего лейтенанта".
Вечером Игорь пришел к нам в гости, и мы до глубокой ночи вспоминали наши лейтенантские годы, от которых как-то незаметно пролетело почти двадцать лет.
Великан-лейтенант в новенькой форме и поскрипывающих, шитых на заказ сапогах с чемоданом в руке шел в канцелярию роты. Проходя мимо дневального, он коротко сказал: "Принеси мне полотенце, с дороги надо умыться". Он не видел того, как дневальный, солдат-азербайджанец (рота состояла процентов на 60 из азербайджанцев) вслед ему корчил рожи, показывая и "козочку" и "розочку".
Минут через десять Игорь вернулся к дневальному уже с голым торсом. Это была гора тренированных мышц, и солдаты, стоящие в строю, с удивлением, восхищением и откровенной боязнью смотрели на этого сильного и красивого человека.
"Я же тебе сказал, чтобы ты принес мне полотенце" - не повышая тона, ледяным голосом проговорил лейтенант. И солдат, сам по себе, упал около тумбочки дневального,...потеряв сознание. "Ты!" - выбрав интуитивно самого наглого азербайджанца-заводилу. "Полотенце мне, живо!", - сказал Игорь. И заводила, еще вчера баламутивший всю роту и хорошо знавший, что "полЁжено", а что не "полЁжено" в отдельно взятой роте, пулей метнулся в спальню.
Принимая полотенце, великан в знак благодарности потрепал азербайджанца по голове рукой, больше похожей на лопату и с издевательской ласковостью произнес: "Маладэц, чурка, табе питурка".
Уже на следующий день по вечерам в спортзале Игорь приступил к тренировкам, он был спортсменом-борцом. Причем в качестве партнеров, а точнее сказать - мешков с опилками, он выбирал самых наглых или провинившихся за день солдат. При этом броски и удары его отнюдь не были учебными.
После таких тренировок его спарринг-партнеры еле доходили до своих кроватей и замертво засыпали. Не более как через месяц солдаты-азербайджанцы провожали на тренировку к Игорю своего очередного земляка-негодяя,..как в последний путь.
Как-то на одном из партсобраний, Игоря даже похвалил замполит полка, мол, вот молодец лейтенант, к спорту приобщает личный состав в свое личное время, в связи с этим и дисциплина в роте поднялась на позицию выше, умеет молодой офицер найти подход к людям, не то что будущий младший лейтенант Копашин, который только и может материться, да челюсти ломать солдатам...хорошим. М-м-да.
В тот вечер мы вспоминали и смешные истории.
Так я решил подшутить над Игорем: мол сила в тебе немереная, а концентрировать ее в одной точке не можешь. Я вот могу при своих 70-ти килограммах доску ДСП одним ударом сломать, а ты при своих 120-ти - никогда, смотри. Я долго ходил по канцелярии, что-то бормоча себе под нос, делал невероятные движения руками, глубоко вдыхал и выдыхал воздух из прокуренных легких.
В общем, я концентрировал свою энергию, а потом: "Ха-а-а!", - и доска разлетелась на части. Очередь дошла до Игоря, он нанес страшный удар по доске своим кулаком-кувалдой, доска спружинила и осталась целой, а Игорь после этого почти месяц носил руку на перевязи, отказавшись на время даже от своих тренировок. Почти через двадцать лет он спросил меня, как мне удалось сломать доску. "Да все очень просто", - ответил я. - "Я ее заранее подпилил ножовкой, а торцы, чтобы не было видно пропилов, я замазал смешанными с клеем опилками".
Игорь очень живо интересовался афганскими событиями, и я рассказывал, рассказывал, рассказывал...
Далеко за полночь Игорь засобирался к себе в общагу. И, провожая его, я поймал себя на мыслях о том, что мы с ним вспоминали всего лишь два года совместной службы, а про остальные восемнадцать он не сказал ни слова. "Я ведь понимаю, о чем ты хочешь спросить меня", - на прощанье сказал Игорь. - "Придет время - расскажу".
Игорь очень редко бывал у нас, но вот видел его я часто и, как правило, мотающимся в разные стороны с бутылкой водки в одной руке и пакетом молока в другой. Игорь безбожно пил, запивая водку молоком.
Однажды, когда я пришел с работы, меня встретила встревоженная дочь: "Папа, дядя Игорь приходил, нес какую-то чепуху, что вроде бы с ним проводят какие-то научные эксперименты, и он весь обвешан датчиками. Попросился в туалет и час сидел на унитазе, все время болтая" - сказала она. "Да понятно", - ответил я. - "Дядя Игорь "белочку" за хвост поймал". И запретил дочери в мое отсутствие пускать его в квартиру.
А вечером прибежал ко мне незнакомый лейтенант с огромным синяком под глазом. "Василь Владимирович", - обратился он ко мне, - "Игорь с ума сошел. Приехал начпо (начальник политотдела) с ним по душам поговорить, так он выкинул его со второго этажа вместе с оконной рамой. Мы впятером встряли, так он и нас всех положил".
После долгих уговоров Игорь открыл дверь своей комнаты и согласился поехать в укромное место (ну чтобы никто не мешал проводимым научным экспериментам), в морской госпиталь, напрямую в психиатрическое отделение...
Игорь появился в городке через месяц свежий, бодрый в элегантном сером костюме.
"Уволили меня", - зайдя ко мне в квартиру, и вместо слов приветствия сообщил он. "Какая неожиданность, кто бы мог подумать?", - театрально заведя руки в стороны, ответил я. "Между прочим, в третий раз", - не обращая внимание на мой тон, добавил он.
"Ты очень хотел услышать, что произошло со мной за эти восемнадцать лет, ну так слушай", - закурив сигарету, сказал Игорь.
После моего отъезда в Афганистан Игоря назначили начальником караула сопровождения грузов. Небольшие, по 4-5 человек, караулы охраняли эшелоны с военными грузами, идущими из Чехословакии в Союз и обратно.
Караулы катались иногда по несколько недель, неоднократно пересекая государственную границу. "И я понял", - сказал Игорь. - "Я напал на "золотую жилу" (при этом его глаза заблестели почти ненормальным блеском). Караул не подлежал таможенному досмотру (или его просто не досматривали), его проверяли только пограничники, да и то всего лишь для того, чтобы поставить в паспорте штамп о пересечении границы, да сверить имеющееся оружие с данными командировочного предписания.
И Игорь начал свою коммерческую деятельность, перевозя упаковками дефицит из Чехословакии в Союз и наоборот. Уже на второй поездке Игорь познакомился с ЧОПОвскими и ужгорядскими перекупщиками ( г. ЧОП и Ужгород - приграничные советские города) - и дело пошло.
Воинские грузовые составы загонялись в тупик и сутками стояли в ожидании отправки, так что в распоряжении охранявшего его караула довольно длительное время находился целый состав с контейнерами, установленными на платформах, и Игорь со своими людьми начал вскрывать и грабить их без зазрения совести, ничего не опасаясь. К тому же ужгородские жулики научили его, как надо правильно вскрывать, а главное - закрывать и опечатывать контейнеры, снабдив его всем необходимым инструментом.
"Ты что же, обворовывал своих же прапорщиков и офицеров?" - с нескрываемой неприязнью спросил я. "Ага", - закуривая очередную сигарету, ответил он. Но не контейнеры с домашними вещами были главным объектом внимания. Как-то при очередной "зачистке", Игорь напоролся на контейнеры, доверху набитые чешским хрусталем и коврами, он старательно "взял на карандаш" населенные пункты, в котором они загружались, и впредь вскрывал контейнеры, идущие только из этих чешских городишек.
"Там работали жулики почище моего. Ты представь, сколько лет надо работать, чтобы набить 5-ти тонку хрусталем и коврами, да полжизни не хватит", - сказал Игорь. "Значит экспроприация экспроприаторов", - невесело пошутил я. "Что-то в этом роде", - ответил он.
Через полгода совместной "трудовой" деятельности, прекупщик-спеулянт внаглую подъезжал на грузовой машине прямо к составу Игоря и по борта, а то и выше загружал ее дефицитным на то время товаром. Расплачивался всегда хорошо. "Еще бы?!" - рассказывал Игорь. - "Я мог подать команду и в считанные секунды солдаты (они тоже были в доле) открыли бы огонь из автоматов...в целях защиты социалистической собственности".
За год "каторжного" труда, Игорь положил себе в карман около ста тысяч чешских крон, что равнялось пятилетней зарплате командира взвода. Он порой забывал получать в полку свое офицерское денежное довольствие, так как оно ему было не нужно.
А через год его вызвали в особый отдел дивизии и с пристрастиями допросили. "Да чтобы я свою офицерскую честь променял на барахло, да никогда", - бросив фуражку на пол, разыгрывал комедию Игорь. Но особисты "потрясли" еще и солдат, а те "раскололись", рассказав все.
В последние две недели Игорь в полку не появлялся, он колесил по Чехословакии, просаживая все, что "заработано непосильным трудом". Дорогущие рестораны и гостиницы, притоны и злачные места - он успел посетить все. Денег не жалел. Он понимал, что чешские кроны в Союзе автоматически превращаются в цветные фантики. А даже если он поменяет их на рубли, ему также не позволят вывезти крупную сумму, так как задекларировано всего 30 рублей, а "на авось" Игорь не надеялся, находясь "под колпаком" КГБ.
В ночь перед отъездом, Игорь устроил "аукцион" из вещей, находящихся у него в комнате. "Ковер чешский, полированный, 3х4, стартовая цена - две бутылки пива. Две бутылки - раз...две бутылки - три. Продано!", - бухнув об стол своим кулаком, объявил он. Примерно таким образом, были проданы хрустальные люстры, посуда и джинсы (самый ходовой товар на то время в Союзе) упаковками.
Досрочно откомандированный, Игорь уезжал из Чехословакии без денег, ценных вещей, но зато с триппером, подхваченным от красавицы-чешки из города Оломоуц, а в его небольшом чемодане, кроме пары носков-трусов-маек, лежала бобина с порнографическим фильмом, отнятая, впоследствии, на таможне. "С этой Чехословакии, я, кажется, взял все", - изрек он, обводя пьяными глазами своих немногочисленных провожающих.
А в штабе округа, куда он прибыл по предписанию, его ждал приказ об увольнении из армии по дискредитации.
Поболтавшись пару лет на "гражданке" и пропив все, что можно только пропить, Игорь решил податься во Французский иностранный легион. Как он вышел на представителя, мне не неизвестно, но как-то вышел, и Игоря вежливо поросли подойти по указанному адресу через пару дней.
А через два дня, уже в офисе, ему было отказано. "Молодой человек", - обратился к нему кадровик-вербовщик, - "это только в фильмах с участием Вандама в легион принимается все жулье и ворье, а в жизни, как раз-таки, наоборот. За Вами тянется некрасивый след из Чехословакии". Каким образом ему стали известны биографические подробности Игоря, обозначенные только в "личном деле", хранящегося под грифом "секретно" - непонятно.
В конце 80-ых и в начале 90-ых годов сначала "тлела", а потом "разгорелась" гражданская война в Таджикистане. И Игорь решил "сдаться" в военкомат, целенаправленно просясь в Таджикистан, и его...призвали без особых проволочек. Через неделю он был в части в должности замкомроты, а чуть позднее - командиром роты, получив при этом "капитана".
Про таджикские события он рассказывал мало, всего лишь одну фразу: "Вася, поверь на слово, я этих гребанных ваххабитов "валил" почти каждый день". В одном из боестолкновений, Игорь был тяжело контужен и вторично уволен из армии. И снова остался не у дел.
Отлежавшись и подлечившись, Игорь рванул в Ереван, так как к этому времени назревали события в Нагорном Карабахе. "В общем-то, мне было плевать, за кого воевать, но, так как я терпеть не мог "айзеров", то принял сторону армян", - вспоминал он. И Игорь стал капитаном, на этот раз армянской армии, командиром особой разведывательно-диверсионной группы.
Как-то со своей группой, он совершил вылазку к линии обороны, занимаемой азербайджанской ротой, и за десять минут без единого выстрела вырезал ее добрую треть одними ножами. "Это же айзера, хуже солдат, чем они не бывают. Ты представляешь, спали все, включая боевое охранение, причем один из часовых был со спущенными штанами, а второй, прильнув к его голой заднице, сладко посапывал. Так я обоих геров-любовников отправил к праотцам двумя ударами ножа", - рассказывал сквозь почти истерический смех Игорь.
"А остальные?", - спросил я его.
"А остальные дружно сдались, включая двух сопливых офицеров из твоего Бакинского ЧМОКУ (ВОКУ). Спрашиваю, ребята, какое училище заканчивали, они говорят, что "Бачинское" (азербайджанцы иногда букву "к" в словах меняют на букву "ч" - это, своего рода, шик в произношении русских слов, в общем, это можно считать Бакинским диалектом) "палямётны курса" (ускоренные курсы подготовки младших офицеров)" - ответил Игорь.
"А дальше что было?", - спросил я. "А дальше", - продолжил он, - "всех пленных положили и прикончили в затылок, а обоим "палямётчикам" я влепил по пуле меж глаз. Офицеры все-таки и должны смерть встречать лицом, а не затылком".
"Не жалко было?", - задал вопрос я Игорю. "Кого, айзеров что ли?", - ответил он. - "Вася, да ты вспомни, сколько они нервов у нас отсосали, их же невозможно было ничему научить: ни стрелять, ни водить, ни бегать, только и слышали мы с тобой "нэ хочу, нэ буду", это же самая бестолковая и бесполезная нация во всем бывшем СССР". "А Магомаев, Каспаров, герой Асланов - это ведь тоже представители той самой "бесполезной" нации, о которой, ты говоришь. И как бы мы их не любили, это не дает нам права расстреливать пленных", - уже с поднимающейся в душе волной раздражения сказал я ему.
Игорь долго молчал, уставившись на меня почти немигающим взглядом, а потом ответил: "Вася, почти год тому назад ты рассказывал, как по приказу какого-то идиота-полковника со штаба армии, начальник караула, прапорщик, с тремя бойцами вывел из гауптвахты вашего батальона трех пленных "духов" и расстрелял их на берегу реки. Чтобы трупы не всплыли, им в штаны еще и камней наложили".
"Так ведь по приказу", - парировал я. "А результат то один", - моментально ответил он и продолжил. - "Так что наши действия, беспринципных наемников, ничем не отличаются от ваших действий, воинов-интернационалистов". Я молчал. "А что было потом?", - задал я вопрос.
"А потом война приняла вялотекущий характер, серьезного военного потенциала не было ни у тех, ни у других для ведения даже такой маленькой войны. Армянские войска занимались в основном хозяйственными задачами, вывозя в Армению из Карабаха все, что может представлять хоть какую-то ценность, вырубали даже деревья. Но главная причина моего увольнения не в этом, а в том, что армяне хоть и стабильно, но очень мало платили. На прощанье они вручили мне небольшое выходное пособие и орден (кстати, не самого низкого статуса), который я выбросил в выгребную яму туалета. И уехал домой", - ответил Игорь.
Денег, полученных от армян, ему хватило ровно до первой чеченской кампании. А с ее началом он через Грузию попал в Чечню и после непродолжительной беседы лично с Масхадовым стал начальником штаба одного из крупных чеченских воинских формирований. Чеченцам позарез нужны были грамотные офицеры, имеющие опыт ведения боевых действий.
"Почему за Чеченов, а не против?", - спросил я.
"А что федеральные войска под руководством вечно пьяного офицера вели священную войну что ли? Считай мой выбор...активной гражданской позицией", - рассмеялся Игорь.
"А ты понимал, что твоими врагами, возможно, будут твои же однокашники, из твоего же Ташкентского ВОКУ?", - спросил я. "Конечно", - ответил он, - "только не врагами, а противниками. Враг - это когда ненавидишь, а противник - это, почти как в спорте - соперник, правда, иногда со смертельным исходом", - снова рассмеялся он и далее продолжал. - "Да к тому же "чеченоиды" отлично мне платили. Переводы на обговоренную сумму шли на мой лицевой счет, открытый по месту жительства, стабильно, каждые две недели. Кстати, деньги шли из Москвы чрез СБЕРБАНК РОССИИ".
"Так ты воевал за деньги. Деньги - вот твой основной стимул и главная жизненная цель", - с досадой и разочарованием выдавил я из себя. "Да-а-а?, - протянул Игорь и с издевательской вежливостью продолжил - Сэр, смею Вам напомнить, что в Афганистане Вы получали в десять раз больше, чем моя мама, работавшая санитаркой в больнице, я уж не говорю про целую кучу социальных льгот, которые Вам предоставлялись государством, ну, по крайней мере, на тот период. Так что Вы воевали тоже далеко не бесплатно. А если лично Вас деньги не интересовали, то Вы наверняка, рванули на войну с надеждой "подчистить" свое "личное дело", замаранное жирным пятном протокола заседания суда чести младших офицеров, то есть за карьерой. Карьерист ты, Вася", - перейдя уже на шутливый тон и, помахав в мою сторону пальцем, подытожил Игорь.
"Почему "чеченоиды"?" - снова задал я вопрос. "Потому что чеченец думает одно, говорит другое, а делает на эту же тему третье. В общем гуманоид, только земного происхождения", - расхохотался Игорь. "Странный народ - эти "чеченоиды". Мало им пристрелить федерала, так ведь еще надо отпилить ножом голову", - вновь заговорил он. - "Я как-то провел с ними занятее по боевому применению ножа на живых пленных...эээ...манекенах".
"Ты убивал своих собственными руками?!", - воскликнув, прервал я его. - "Но ведь это же слезы и горе матерей!". Игорь долго смотрел на меня и, закурив очередную сигарету, четко и немного растягивая слова, сказал: "Я убивал солдат противника, а вот ты, Вася, собственными руками расстрелял своего же разведчика". "Но это же была трагическая случайность в бою!", - почти закричал я. "А какая разница", - ответил он. - "Все равно это, как ты выразился, горе и слезы матери. Так что, товарищ подполковник, мы и здесь не отличаемся друг от друга", - подытожил Игорь.
"Я слышал, что чеченцы насиловали пленных солдат", - снова начал я разговор, правда, больше для того, чтобы прервать затянувшееся молчание. "Да что ты говоришь. А федералы в этом вопросе церемонились", - ответил Игорь и продолжил, - "насиловали не только солдаты-отморозки, но и целые полковники. А в твоем сраном Афгане...? Ты же сам мне рассказывал, как в одну из советский частей в плен вместе с моджахедами попала женщина-француженка, репортер одной из западных газет, так ее воины интернационалисты насиловали неделю, а когда она перестала шевелиться, ей засунули ствол автомата во влагалище и выстрелили, а труп сбросили в реку". Там чем же отличаются насильники-бандиты чеченцы от федералов-солдат-отморозков или твоих воинов интернационалистов? Ответ - ничем", - поставил он точку в нашем диалоге.
"Я не насиловал", - бросил я через плечо. "Я тоже", - ответил Игорь, - "да мне и не надо было никого насиловать, каждая вторая чеченка и так дала бы. Чеченские женщины - народ удивительный. Она отнимет последний кусок у своего ребенка и отдаст своему защитнику, ешь, только воюй хорошо. Она неприкасаема только для врагов, а если уж изнасиловали федералы, просто наложит на себя руки, а чаще - берет автомат и идет воевать вместе с мужиками, ищет смерти, так сказать, с пользой для дела. Но это только с врагами, со своими же или с теми, кто воевал против федералов ситуация была с точностью до наоборот.
Как-то после тяжелейшего боя с федералами я отдыхал в подвале разбитого дома, ко мне подошла пожилая чеченка, держа за руку молодуху, которой не было и двадцати лет. "Это моя младшая невестка, сейчас она сделает для тебя то, чего ты хочешь как мужчина, это чтобы ты хорошо отдохнул", - сказала она. Убрав детей за ширму, молодуха разделась догола и сделала для меня то, чего я хотел. Действительно потрясающе выспался на голых досках, брошенных на бетонный пол. Но это только во время войны, а в мирное время на такую "гуманитарную помощь" рассчитывать не приходилось, быстрее можно схлопотать пулю от той же самой чеченки, нежели добиться от нее взаимности",- закончил Игорь.
Игорь спланировал и отработал не один десяток засад против федеральных войск. "Ты не представляешь, что я творил с федеральными колоннами. Идет 5-6 бензовозов под охраной двух 60-ых БТРов, причем передний БТР оторвался от колонны на километр, а задний чадит и пыхтит, не может заехать на горку. Ну неужели нельзя грамотно организовать охранение, ведь в училищах по одним учебникам учились! И где же ваш пресловутый афганский опыт. Так что федералы должны мне сказать - "спасибо" за уроки, которые я им преподносил", - расхохотавшись, закончил свою речь Игорь.
"И много таких "учителей" было среди вас?" - спросил я. "Хватало", - ответил он, - "и заметь, Вася, на стороне чеченов воевали не какая-то националистическая шелупонь или уголовная тварь (хотя такие тоже были), а хорошо подготовленные младшие офицеры, закончившие военные училища еще в советские времена и ставшие ненужными в своих государствах, конечно, больше всего было хохлов-западников".
В ГОЛОВЕ У МЕНЯ БЫЛА "КАША" ИЗ ПРОТИВОРЕЧИВЫХ МЫСЛЕЙ, В ДУШЕ ТВОРИЛОСЬ ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧТО. НЕ ЛИШЕННЫЕ ЛОГИКИ ОТВЕТЫ-ВЫВОДЫ ИГОРЯ СБИВАЛИ МЕНЯ С ТОЛКУ, И Я НЕ МОГ СФОРМУЛИРОВАТЬ ЧЕТКО СВОЕ НЕСОГЛАСИЕ С НИМ, Я ЛИШЬ ТВЕРДО ЗНАЛ, ЧТО ОН НЕПРАВ И НЕПРАВ В ЧЕМ-ТО САМОМ ГЛАВНОМ.
К концу первой компании в подразделении Игоря не набиралось и четверти от первоначального состава, остальные были убиты, ранены или просто разбежались. Такая же картина была и в других чеченский формированиях. Воевать было некому. Но федеральные войска ушли, бросив свою победу под ноги фактически побежденным, но при этом одуревшим от восторга чеченцам.
Во вторую чеченскую ситуация в корне изменилась. Федералы научились воевать, авиация и артиллерия уже не били по своим же подразделениям, было организовано четкое взаимодействие. И прежде чем бросить солдат на тот или иной опорный пункт чеченцев, его буквально сравнивали с землей огнем со всех имеющихся видом оружия.
После одного боя, в результате которого у Игоря остался один его штаб в составе четырех человек, он с каким-то внутренним удовлетворением подумал: "Ну вот, совсем другое дело, можете ведь когда захотите, дорогие товарищи, вот это немного похоже на "несокруши - мую" и "легендар-ную"". И он даже запел услышанную и переделанную кем-то старую советскую песню: "Федералы иду-у-у-т, на гавно, на гавно, нога в ногу ступа-а-а-я...".
"Пора рвать когти", - подумал Игорь и двумя длинными очередями из автомата расстрелял весь свой штаб, рванул с тела убитого им кассира пояс набитый долларами, переоделся в тряпье и ...появился в расположении федеральных войск.
В его версию о том, что мол подрядился на работу к чеченам, а они меня в рабство - мол ненавижу, вот убил "хозяина" и забрал всю его кассу - готов воевать, могу командовать взводом-ротой-батальоном, "поверили" все и сразу. Те самые, пол вещевого мешка долларов оказали магическое воздействие на полковника-кадровка и старшего лейтенанта особиста.
За свое "чеченское" прошлое Игорь не боялся, так как по договоренности с Масхадовым он воевал под другим именем и фамилией и вряд ли, среди чеченцев было более трех человек (да и те возможно были уже убиты), которые знали его настоящее имя и фамилию, а внешность...так ведь достаточно сбрить бороду и постричься, и перед вами совершенно другой человек".
Офицеров нижнего звена у федералов явно не хватало, и Игорь был призван в третий раз, получив при этом...мотострелковую роту, и позднее даже был представлен к ордену "Мужества".
А с окончанием кампании, тот самый кадровик-полковник втихую "сплавил" его на Дальний Восток, с глаз подальше. "Вот так я оказался здесь, в этом полку" - закончил свой длинный рассказ Игорь.
Мы проговорили всю ночь. Наступило утро, рассвело. Теперь молчали, выкуривая одну сигарету за другой. Кажется, друг другу сказали все. Нет, не все. Игорь, поглядывая на меня, ждал окончательной оценки всего того, что произошло с ним.
"Ты знаешь, Игорь", - начал я, - "а ведь случись в нашем государстве очередная "бадяга", мы с тобой окажемся по разные стороны баррикады". "Скорее всего", - согласился он, - "с твоим-то чистоплюйством и наивными жизненными принципами". "И с твоей абсолютной беспринципностью", - в тон ему ответил я.
"Ты говоришь, что мы не отличаемся друг от друга. ОТЛИЧАЕМСЯ, Игорь, ОТЛИЧАЕМСЯ. Ты жалеешь только об одном: что не удалось сколотить состояние, пусть даже на чужой крови, а я жалею о другом: о том, что прямо или косвенно стал причиной чьего-то горя и слез. Тебе плевать, за кого и как воевать, а для меня это основной принципиальный вопрос. Мы отличаемся друг от друга ОЦЕНКОЙ всего того, что с нами произошло, а это исходит из СУТИ каждого из нас. И я в отличии от тебя, знаю точно - можно быть обиженным чем-то или кем-то на всю оставшуюся жизнь, но ПРЕДАВАТЬ или, тем более, УБИВАТЬ СВОИХ - НЕЛЬЗЯ", - закончил я.
"Прощай, Василь", - протянул мне свою руку Игорь. "Прощай", - тихо ответил я, и мы оба понимали, что этим последним рукопожатием не просто расстаемся, а вычеркиваем друг друга из своей жизни, на этот раз...НАВСЕГДА.
Ещё рассказ Василия Копашина: https://penzatrend.ru/index.php/istoriya/item/1238-obychnaya-istoriya-rasskaz
О писателе Василии Копашине:
https://penzatrend.ru/index.php/kultura/item/1212-pisatel-kotoryy-nichego-ne-pridumyvaet
