Ольга ДАРВИНА
Малолюдный город лениво просыпается после воскресного дня. Солнце слепит. Сонные машины, словно нехотя, скользят по дороге.
Ранним утром немолодая пара идет по широкому проспекту, крепко держась за руки.
Долли любит держать Лео не под руку – а именно за руку.
«Так я себя чувствую защищенной», - объясняет она свою детскую привычку.
«Будто с отцом идешь…», - ворчливо иронизирует он.
- Лео, не оставляй меня.
- Что ты, моя куколка, как я могу.
- Почему ты меня все время так называешь? – Долли обиженно поджимает губы.
- Хочу и называю.
- Не надо. У нас так только к шлюхам обращаются.
- Не буду... Город у вас какой-то странный. Ну, похожа ты на куклу – хрупкую, маленькую. Что же ты обижаешься?
Долли продолжает идти, когда большая крепкая ладонь Лео вдруг выскальзывает из ее руки.
Скрежет колес несущегося самосвала заглушает крик.
- Ле-е-е-о!
Он, ее мужчина, лежит на дороге с открытыми глазами. Его словно отутюженные густые седые волосы превращаются в шерсть волка.
Она в ужасе смотрит на свирепый оскал лежащего существа. Струйка крови сползает на блестящий ошейник на его могучей шее.
- Лео, Лео…
Жуткий страх разбудил среди ночи. Я села на мятую мокрую простынь и ничего не могла понять – где сон, где явь. Что это? Дурной знак? О, господи, привидится же такое! Кому сказать – не поверит…
Подружка допытывалась, кому я обязана своему преображению.
- Ты такая стала…
- А какая?
- Загадочная… Глазки блестят. Колись, кто он.
- Не скажу!
- Да хватит ломаться, рассказывай.
С Лёвой я познакомилась совсем недавно.
Зашел в мой кабинет мужчина – с виду такой приятный, положительный, серьезный – и говорит:
- Я пришел с вами познакомиться. Вас Дашей зовут?
- Да, - я немного растерялась и, привычно достав блокнот, стала записывать его имя на чистой странице.
Думала, наивная, что он по работе заглянул. Я – маркетолог в крупной строительной фирме. Окна-двери - мой профиль.
Мой новый знакомый Лев Сергеевич Кролл и, правда, вначале все о работе спрашивал: что и как. Точки соприкосновения искал. Нашел на мою доверчивую голову.
Сходили пару раз в театр. И закрутилось. Как-то естественно, без букетно-конфетного периода и пышных фраз.
Мой завоеватель последовательно пичкал своими исследованиями. Он оказался на редкость интересным рассказчиком, многое в жизни повидал. Поездил по странам, жил долгое время в Польше, потом переехал в Германию, последние годы - в Румынии.
- Даша, у меня за плечами большая интересная жизнь, - улыбка у него обаятельная, во весь рот. - Я где только ни работал: участвовал в международной орнитологической экспедиции, был корреспондентом в крупной газете. А потом всё мне надоело, и я решил создать международную компанию по продаже оконного профиля, благодаря которому, собственно, мы и познакомились.
Наши холдинги – партнеры. Но мировой кризис внес свои коррективы. Сегодня Кролловская, в прошлом - достаточно мощная компания, висит на волоске. Он заложил в банк движимое и недвижимое имущество и практически без средств к существованию приехал в Россию. Налаживать рынки сбыта и развивать сеть поставок.
- Одним словом, Дашенька, сумчатый я прыгун, который приехал поправить дела, - сказал визитер. – Будете дружить с таким, не испугаетесь?
- Я ничего не боюсь! – мое отважное заявление было принято с хохотом.
Так моя скучная, размеренная жизнь, в которую этот особенный интеллигентный человек ворвался стремительной кометой, обрела иной смысл и новое звучание.
Чувства без всякой подготовки уже вели наступление. А я вела себя как избалованный тинэйджер. Смеялась до коликов в животе над его остротами. И понимала: тону! Но иначе уже и быть не могло.
Лев снимал маленькую квартиру в красивом доме на набережной. Мы часто гуляли у реки. И однажды зашли к нему на чай.
А потом я его соблазнила. Сама.
Встречи носили какой-то нереальный характер: совместные трапезы неизменно заканчивались просмотром старых фильмов и неистовой страстью. Я приезжала, гостила у него дня два. И уезжала к себе, в свой привычный мир, прощаясь, словно навсегда.
Будто отрывала себя от него. И тогда радостное настроение сменялось легкой грустью или глубоким унынием.
Я понимала: все может закончиться в один миг. У нас нет будущего.
Он – поляк с русскими корнями. Его родители покинули родину, когда ему исполнилось шестнадцать. Там, в Польше, он закончил вуз, женился, развелся, вновь пытался создать семью. И…
Впрочем, это всё, что я о нем знала.
В нашем захолустном городке Лёва практически мимоходом, как в командировке. Потусуется со мной, завершится его проект – и домой.
Вначале будут письма. Потом переписка прекратится. Не я первая, не я последняя. А что будет со мной? Как жить дальше?
- Поедешь со мной в Польшу или Румынию? – спросил он однажды, словно угадав мое настроение.
- Навсегда? Что я буду делать в чужой стране?
- То же, что и здесь: работать в хорошей фирме, заниматься любимым делом... Ты профессионал. А хорошие специалисты на вес золота в любой стране. Так ты не ответила мне: поедешь?
- Не знаю.
- А ты узнай. Только поскорее, пожалуйста.
Я рисовала стрелки в блокноте. Зачеркивала и снова рисовала, чтобы зачеркнуть вновь. И понимала: от моего решения зависит многое.
- Тебя колбасит, мам, - сказала мне девятнадцатилетняя дочь, заметив такие перемены.
- Ты почему так со мной разговариваешь, Лизка?
- А что я такого тебе наговорила? Это язык продвинутой молодежи...
Лиза учится на третьем курсе в институте. Вроде бы уже взрослая. И все-таки для меня – несмышленыш.
- Опекаешь ты дочку, избаловала, - заметил как-то Лев. – Она задыхается от твоей любви.
Залюбленный, заласканный ребенок умело пользовался маминой любовью, проживая в основном у папы – моего бывшего мужа, с которым мы расстались несколько лет назад.
Мне не жаль было оставить ради Левы налаженный быт, работу, за которую по нынешним меркам прилично платят, родственников, подруг и друзей. Но как быть с дочкой?
- Тебе хорошо с ним? И не парься тогда. За дочкой присмотрю. Живи здесь и сейчас, - после моей исповеди и ливня слез глубокомысленно произнесла подруга. – Ах, ты влюбилась? Тебе хочется заботиться о нем? Гладить рубашки, готовить борщ, жарить котлеты? В чем же дело. Умница ты наша! Тогда езжай с ним. И хватит слезы лить.
- Обалдела! Куда? В Польшу? И что я там делать буду.
- То, о чем мечтаешь: встречать его в линялом халатике с хвостиком вместе салонной прически, без макияжа.
- Нужен ему этот боевой раскрас…
- Нужен, нужен! Намазюкалась – и красотка. А без косметики – своя, родная, кислая, скучная. Им мы интересны, когда кажемся чужими.
- Брось ты!
- Я-то брошу. Как бы он тебя не бросил. Думай. И говори «да».
Разлуки я страшилась больше всего. И от этого сердце каждый раз сжималось и ныло. Я металась.
- Он ничего, симпатичный, - оценила после короткой встречи моего возлюбленного дочь. – На разведчика похож или на подпольного миллионера.
- Не придумывай.
- Не придумываю я, мам. Ты что, серьезно с ним замутила?
- Что за тон: замутила… - я сделала вид, что обиделась.
- Ну, втюхалась по уши, втрескалась, влюбилась, - тихо сказала девчонка и вдруг… расплакалась. – Ты и меня бросишь, как отца?
- Ты с ума сошла? - я тоже стала плакать. – Дороже тебя у меня нет никого.
- А он?
- Лев – это другое, ты же тоже любишь своего парня…
- Парня? Причем здесь это. Я же никуда от тебя не сбегаю. Я с тобой…Мама, рви отсюда, удирай, я тебя умоляю, забудь как страшный сон и отца, и нашу муторную жизнь, - закричала она сквозь слезы. - А меня не бери с собой. Устроишься, тогда, через годик, позовешь.
- Что ты такое городишь?
Мы прорыдали весь вечер.
…На другом конце провода – женский голос.
«Какой визгливый», - поморщилась я и в недоумении повесила трубку. Я ожидала услышать голос Левы.
Ничего себе, «юноша»! И как это понимать? Он еще вчера вечером сказал мне, что днем пойдет покупать мне зубную щетку. Как мило! Я представила, как мой мужчина выбирает для меня гигиеническую принадлежность, как тщательно осматривает щетинки, которые будут касаться полости моего рта. Ах! Это верх чего – идиотизма или романтизма? Но хочется визжать от восторга.
Так что же это значит: в его доме практически с утра моя соперница? Я смотрю на телефонный аппарат и непонимающе гляжу на раскаленный от ревности диск с цифрами. И, наконец-то, понимаю: ошиблась в наборе цифр, перепутала комбинацию. Отлегло от сердца. Звоню.
Лев взял трубку сразу:
- Как я рад услышать тебя, дорогая. Придешь сегодня?
В голосе столько радости. Выпаливаю:
- Я только что тебе звонила. И трубку взяла дама… Сначала испугалась. Потом поняла – ошиблась номером.
- Да ну? Бывает. Внимательнее будь.
- Постараюсь.
- Так ты придешь?
- Приду, но позже.
Я все еще дуюсь. Сама не знаю отчего. Остываю как-то уж очень вяло. Откуда оно взялось, это недоверие?
Лев всегда предупредительный и вежливый. Он мало похож на жителей моего города. Европейский лоск, корректность, обязательность. Искрометный юмор, обаяние, самоирония. И столько нежности. Это все он. И как такому быть в одиночестве, без женщины? Я понимаю – жизнь большая. За это время у него было немало воздыхательниц. Вроде бы на серцееда мало похож. Но, по-видимому, не однолюб и уж точно не евнух.
Кролл Лев Сергеевич – Кролик Львиное Сердце. Так я однажды в шутку назвала его. Мой прикол прочно закрепился за Левой. И, очевидно, я попала с прозвищем в десятку: в постели он был неистов как лев и искусен как кролик.
- Ты мне льстишь, - смеялся он. – Выдумщица. А уж то, что ты мне приписываешь знания в технологии обольщения, - это ни в какие ворота!
- Ты трактат написать можешь по обольщению, - хихикала я.
- О чем ты, голубка моя? Что еще приходит в твою смышленую головку?
Лев любит подтрунивать надо мной. Иногда его шутки носят не очень приятный характер.
- Так значит, за тобой ухаживают… - протянул в трубку мой бывший бой-френд. И я почувствовала, как Влад криво улыбнулся.
Этот звонок застает меня врасплох. Как и осведомленность.
Мне нелегко говорить с человеком, которому очень многим обязана.
- Да. Ты же всегда говорил мне, что был бы рад, если бы я вышла замуж.
- Ах, так ты еще и замуж собираешься?
- Если возьмут.
- И кто он? Бизнесмен, политик, известный человек?
- Тебе интересно?
- Не очень. Хочешь совет: выбирай с умом: чтобы машина была, квартира, деньги, чтобы был богатый, обеспеченный человек, за которым ты не пропадешь.
- Я и так не пропаду. Без тебя ведь не пропала.
- А ты не меняешься, все такая же.
- Какая?
- Дерзкая, едкая.
- Ты что звонишь-то?
- Кто он?
- Тебе не все ли равно?
- Не все равно. С бедняком тебе не по пути.
- Он не бедняк. Он богаче, чем ты думаешь, потому что у него есть я. И он человек, для которого я не игрушка.
- Ты и для меня никогда не была игрушкой. Никогда. Даже тогда, когда приняла свое идиотское решение.
- Перестань.
- О чем ты? Ты для меня была и остаешься всем.
- Брось ты – всем. Ты вот и будущего избранника для меня определяешь по своим критериям: богатство, известность. А он – простой человек. И мне с ним хорошо.
- Ну что же, Дашок-малышок… Тебе лучше с ним, чем со мной? – от этого его «Дашок-малышок» сердце сжалось. Я вспомнила все, что так старательно хотела забыть.
- Влад, прекрати…
Я очень его идеализировала, моего Единственного и Неповторимого. Влад был моим дыханием, моей сутью, моим всем. И не моим вовсе. Потому что он был женат.
Его двадцатилетняя несвобода не могла дать трещины по определению. Супруга – влиятельная дама. Имеет большие связи. У них общий бизнес.
И к тому же он старше меня на поколение. И очень гордился тем, что у нас значительная разница в возрасте. И еще больше он радовался тому, что я влюблена в него до умопомрачения.
- Так нельзя, Дашок-малышок, - говорил он нарочито грозно. – Залюбила! Побереги меня, я же старенький…
А я не могла от него оторваться!
А потом он изменился. Внезапно. Я почувствовала этот неистовый холод. И не могла понять, в чем дело.
По делам службы Влад поехал во Францию. Оттуда вернулся и позвонил мне, спустя неделю. Мы встретились. Но вел он себя как-то странно. Сунул небрежно пакет с косметикой.
- На вот тебе, из самого Парижа! – такой набор можно было приобрести в любом магазине за углом.
На мои поцелуи реагировал вяло.
- Что с тобой? Я так соскучилась по тебе…
- На работе травля. Устал очень, - покраснел он до самых мочек ушей. – Сама понимаешь, я в политике, и политика во мне.
Врать он умел. Но я всегда чувствовала фальшь.
А через некоторое время моя подружка рассказала, что видела Влада в компании с одним влиятельным господином, известным своими гомосексуальными наклонностями. Они обнимались. Причем, очень даже обнимались, с элементами эротики, гладили друг друга по ягодицам…
Подружка так смаковала их встречу, в подробностях рассказывая, как они вели себя за столиком в ресторане, что я растерялась.
А потом решила: присмотрюсь к нему повнимательней.
На следующий день звоню Владу, мол, видеть хочу, очень скучаю. Он сослался на дела:
- Не могу, детка, потерпи. Скоро выборы. Замотался…
Решила в этот день с одной сотрудницей скоротать вечер в новом кафе. Подъезжаю на такси и вижу Влада с незнакомцем, явно «гомиком». Поужинали, наверное, и садятся в его «Шевроле».
Я таксисту:
- Давай за этой машиной. Плачу три цены.
Мы доехали до особняка – известного мне места наших встреч! Эта парочка вышла из машины и направилась в дом.
Я не стала выходить из такси.
- Куда теперь, сыщик? – засмеялся водитель. – Долго следить будем.
- Нет. Сейчас звонок сделаю и назад.
И я сделала этот звонок.
- Влад, можно мне зайти? – спросила я у него.
- Т-т-ты? Н-н-нет, не сегодня, я очень занят, - услышала я в ответ и короткие гудки.
…Расставание с Владом было мучительным и тягостным. Я сама ему позвонила и сообщила о своем решении прервать отношения. Потом все же были редкие встречи, снова разлуки. Долгие выяснения, кто прав кто виноват.
Не хочется вспоминать ни то, что с нами было потом, ни его голос, ни те страдания, через которые я смогла перешагнуть. Смогла.
- Наконец-то, думал, ты куда-то провалилась. Что к телефону не подходишь? - голос у Левы встревоженный.
- Уходила, - солгала я, с трудом приходя в себя после неприятного диалога. – Соскучилась по тебе…
- Я тоже соскучился. Что-то у меня совсем ничего не получается, голубка моя, - устало произнес Лев. – Куда бы не пришел – облом. Дела не идут, ну никак. Все попытки оказываются тщетными. Словно земля из-под ног. Зачем я тебе такой?
- Какой?
- Да неудачник я, ничего у меня не выходит.
- Все получится, - уверенно сказала я. – В конце концов, ты же не на царский трон претендуешь.
- А неплохо было бы, - вяло пошутил он. – Бросай ты меня, к чертовой бабушке. Ничего у нас с тобой не получится. На одних чувствах далеко не уедешь…
- Когда бросать? Сегодня? Завтра? Знаешь, я поняла: любовь дает многое – крылышки от нее вырастают.
- Когда полетим?
Лев явно не в настроении. И это чувствуется и по его шуткам, и по голосу. Лишь бы не впал в «депресняк». Тогда он начнет пить – не останавливаясь, до жути.
С ним уже было такое, он рассказывал. Когда от него уехала жена с другим, взяв их маленького сына. Оставила записку, мол, прости, прощай, полюбила твоего товарища. Тогда он в один миг потерял и любимую, и друга. До суицида дошло. Выбрался с трудом. Помогли специалисты в психушке и женщина, которая полюбила его всем сердцем. А потом эта женщина погибла под колесами грузовика. И наша встреча для него – спасение.
…По телевизору идет прямая трансляция инаугурации губернатора. Улыбки приближенных, льстивые речи. Кадр сменяется кадром. Вдруг во весь экран - лицо Лео. Он приближается к высокому чиновнику и пытается сунуть ему какую-то бумагу. Его оттесняет охрана. В глазах Лео столько боли.
Долли страшно.
- Ничего не бойся! – женщине всегда хочется, чтобы именно так ей сказал ее мужчина. – Я беру все твои проблемы на себя…
И однажды Лео ей сказал именно так и позвал за собой.
Опять эти сновидения. Проснулась – и будто вовсе не спала, а металась в чудовищном месиве.
Мы поссорились. Кажется, и повода не было. Лео зашел ко мне на работу. Унылый, потерянный. Разговор не получался. Пыталась его развеселить. Мимо!
Ушел от меня взвинченный. Потом позвонил, извинился и объяснил: «Мы не встречались три дня, я соскучился, а ты с какими-то детскими шутками…»
Его это, оказывается, покоробило.
Искала по всем бутикам необычное платье. Нашла – миленькое такое, воздушное. Я, как мне показалось, в нем трогательная, застенчивая. Думала: обрадую. Он опять нарочито возмущенно заявил, что с выбором одежды я погорячилась.
- Это платье для беременных, - внимательно оглядев меня, заявил Лео. – В Европе такие не носят. Сколько отвалила? Тебя явно надули в твоем магазине. Ты меня позабавила… Прошу тебя, больше в нем не ходи!
Я обиделась. Хороша просьба. Ультиматум какой-то. В каком наряде хочу, в таком и хожу! Тоже мне – законодатель мод!
Вспомнилась история с одной приятельницей. Она – яркая дамочка. Из тех, о ком говорят: умеет себя подать. Следит за собой, всегда в элегантном костюме, туфельки на каблучках. Приятная особа. Так вот вышла она в очередной, сорок пятый раз, замуж за такого же приятного во всех отношениях принца на белом коне. Утром просыпается от страшного звука на кухне. И видит: ее избранник лупит молотком со всего размаху по косметичке, в которой дорогущая помада, пудра, тенюшки и другие необходимые для поддержания красоты женские штучки.
- Это чтобы другие мужики на тебя не заглядывались, - объяснил он потом рыдающей женушке.
Неужели и меня ждет такая участь: изрезанные в клочья платья, выброшенные туфли – только потому, что они не понравились благоверному? О, это, конечно, крайности. Но все-таки… Жить под таким гнетом я не смогу. Я – свободолюбивый человек!
… Вот уже месяц как мы живем вместе. Под одной крышей. Сложно. Человек он яркий, неординарный. Про таких говорят - с харизмой. С такой личностью находиться вместе непросто. А быть вне его пространства – невозможно!
Я летаю от любви к нему и завидую самой себе. Всё хорошо. И всё-таки смутное предчувствие не оставляет меня. Порой все кажется зыбким, нереальным.
Лев бывает непредсказуем: то задумчив, то сердит, то необъяснимо любезен. Иногда я его не понимаю, и тогда возникает чувство страха. Появление этого жуткого состояния выводит меня из равновесия.
Лео запил. Запой был жуткий. Пил он уже две недели, не останавливаясь. Покупал дешевую водку, залпом опорожнял бутылку, ложился на диван и засыпал. Есть ему абсолютно не хотелось.
Ему не было плохо. Ни морально, ни физически. Никак. И это полузабытье в спиртном угаре казалось ему панацеей в создавшейся ситуации.
Долли страдала от увиденного и ничем не могла ему помочь.
- Я ходил во все места, куда только возможно, - везде встречают с улыбкой и вежливо прощаются. Отказы. Сплошные отказы! – с горечью объяснял он после сна свое желание пить. И вновь погружался в дрему после выпитого.
Долли металась, не в силах переломить положение.
И вдруг звонок. Лео нехотя взял трубку, мрачное лицо его стало меняться, светлеть.
- Всё, мои заказы берут! Оптом! Представляешь? Завтра отдадут деньги…
- Наконец-то, я так рада, - чуть не подпрыгнула Долли, представив, что теперь все проблемы будут решены в их жизни.
У Лео появился шанс.
Я действительно боюсь. Боюсь, что Лев сорвётся.
Так срывался мой отец. Он запивал с неизменной периодичностью, становясь агрессивным, жутким. В такие дни отец кидал в нас с мамой всем, что под руку попадется – ножами, кастрюлями, утюгом, ножницами.
Как-то, в один из таких запоев, он схватил топор и бросился на мать. Озлобленный, уверенный в себе, он таким образом пытался нас держать, как он сам выражался, в «ежовых рукавицах».
Отец часто выгонял нас ночью в ночных рубашках на мороз. Так случилось и в тот поздний вечер. Мама нас с братиком укладывала спать, когда в комнату ворвался разъяренный отец. Он стал трясти маму за плечи. Брат расплакался. Мама сильно кричала. Потом мы схватили с собой какую-то одежонку и спрятались у соседей. Когда он затих, мы вернулись. В двери долгое время зияла дыра от топора. Если бы мама тогда не увернулась, отец снес бы ей голову.
Пьяным отец был неуправляемым. А трезвый – сама обходительность и любезность.
- Я же в тебе души не чаю, лебедушка ты моя белоснежная, - так он обращался к ней.
Нас с братом он любил какой-то неистовой любовью: часто усаживал перед собой и часами мучил рассказами о своем шальном детстве, когда он в пятнадцатилетнем возрасте удрал в морское плаванье с соседским пацаном, который был его старше на три года. Эту историю мы знали наизусть. Про акул, китов, про корабли и русалку, которую он однажды схватил за хвост и она так крепко его поранила своим хвостом, что у него навсегда остался шрам на нижней губе. Врал, конечно.
Правдой было лишь то, что в те юные годы, когда ребята – еще пластилин, он где-то бродяжничая, научился пить, курить, общаться с противоположным полом. На плече у него была выцветшая наколка красотки и надпись «Есть ли водка на Луне?». У него была суровая школа жизни…
В пьяном угаре он всегда кричал:
- Суки, подлюки, всех поубиваю! Никто мне не нужен, все убирайтесь отсюда!!! Вон из моего дома!
Голос у него был очень низкий. И этот пьяный бас навевал жуткий ужас на окружающих.
Однажды став уже взрослой, с маленькой дочкой я пришла к родителям в гости. На пороге стоял пьяный отец и грозно закричал:
- Ты, гадина, зачем явилась сюда со своим ублюдком?
Меня возмутил его тон. Я решительно стала защищать и свою испуганную мать, забившуюся от страха в угол комнаты, и свой приход в родной дом.
- В конце концов, я пришла навестить маму, а не к тебе.
- Убирайся! – замахнулся он, я увернулась, его рука сильно ударилась о дверной косяк.
- А-а-а, - взвыл он от боли. – Гадина! Сволочь! Ненавижу всех вас!
Его громкий голос так напугал мою дочь, что она, трехлетняя девочка, никогда не знавшая окрика, заикаясь и плача, побежала вниз по лестнице.
- Б-б-боюсь, д-д-еда, б-б-оюсь…Он убьет. Он не-х-х-хороший…
- Лиза-а-а! Стой! – пыталась я остановить свою дочку.
Дом стоял недалеко у проезжей части, и там всегда мчались машины.
– Будь ты проклят, трижды, четырежды! Ненавижу тебя… - закричала я отцу, выбегая за дочерью. - Если с Лизой…
- Мама-а-а…
Грузовая машина промчалась, не задев девочку. Лиза потеряла сознание.
…С моим мужем мы расстались, едва прожив два года. Жили мы тихо, спокойно и очень скучно. Лизка родилась в первый год нашей совместной жизни. Пеленки, распашонки, уход за малышкой – всё легло на мои хрупкие плечи. Муж считал себя непризнанным гением в области кибернетики, занимался поиском себя и единомышленников. И к Лизке практически не подходил.
Видя мои слезы, он усмехался:
- А чего ты хотела? Вот так замуж выходить! Ты же чихуа-хуа. Маленькая собачка редкой породы, знаешь такую? Тебя надо холить, лелеять, заботиться, отдавать тебе часть своей души - а ты это будешь воспринимать как должное. Рядом с тобой всегда возникает чувство вины и повышенное чувство ответственности за тебя. Потому что ты неважная мать, плохая хозяйка. Тебе ничего, кроме себя самой, не нужно. С тобой хотя и интересно, но и сложно очень...
- Я - собачка?! Ты прав, я твоя маленькая карманная собачка редкой породы, которая необычайно предана хозяину. Но может и цапнуть, когда её дразнят…
Так я поняла, насколько мы разные и чужие друг другу люди.
С Кроллом тоже непросто. Многогранный, яркий человек, он требователен к себе и к окружающим.
С Лизкой у них не складывается. Его раздражает ее вялый интерес к жизни, неприспособленность и мое потворство ее капризам.
В его присутствии она театрально резка со мной, демонстративно может залечь на диван с бутербродом и тупо пялиться в телевизор.
- Лиза, ты бы лучше книгу почитала, - предложил Лев моей дочери.
- Кому лучше? – с вызовом ответила она, продолжая откусывать огромные куски.
Я видела, как заходили желваки у Кролла. Он, едва сдерживаясь, грозно вздохнул.
На днях в офис зашел мужчина сделать заказ на установку пластиковых окон. Он долго спрашивал о профиле, о специалистах, которые будут выполнять заказ. Обратил внимание на фотографию на рабочем столе.
- Это ваш друг? – поинтересовался он.
- Да, близкий друг, - подтвердила я без смущения.
Странный человек, похожий на гуру или шамана, пристально смотрит на фото Кролла и неожиданного говорит:
- Скоро вы покинете родину. Берегите любимого. Над ним ореол смерти.
Я в ужасе от этого предсказания скорой смерти Кролла.
А заказчик больше не пришел…
Скоро мы уезжаем с Лео. В душе смятение и страх. Кролл зовет меня в Америку.
- Ты пойми, Дашенька, мы с тобой начнем интересную жизнь. Интересную жизнь в интересной стране. Ты станешь Долли, я Лео. Смена имени – это тоже шаг в новую жизнь. Давай попробуем?!
- Лев, это авантюра чистой воды. Нью-йоркская статуя Свободы, безусловно, воплощает дух не только свободного предпринимательства, но и особого, неповторимого образа жизни, суть которого: "ты – хозяин своей судьбы и поэтому... делай ее сам".
- Согласен. Исторически в Америку иммигрировали самые инициативные, хотя и бедные люди – те, которые были доведены до отчаяния в собственной стране. От отчаяния до инициативности – всего один шаг: когда все потеряно, а жить еще хочется, очень энергично хватаешься за все, что под рукой.
- Да, ты целеустремленный человек, который всегда выходит за рамки привычного. Но я, я не такая. Я боюсь. Я неуверенная.
- Ты во мне не уверена? Наберись мужества и скажи мне это прямо в глаза.
- Я просто… люблю тебя. И все. За твои слабости и глубинные интересы, за все, что делает нам близкими людьми.
И мы уехали из России, абсолютно не представляя, с чем столкнемся в чужой стране.
Нас поначалу не смущал "сумасшедший темп жизни", невозможность остановиться и отдохнуть, в конце концов, сделать какую-то глупость...
- Мне иногда кажется, что время в Америке бежит в три-четыре раза быстрее, - призналась я Кроллу. – Мы постоянно бегаем, бегаем.
- А ты хотела чего-то иного? Мы оба хотели свободы. И мы ее получили. Для того, чтобы каждый свободный американец смог "откусить свой кусок от общественного пирога" (если под пирогом понимать только возможность хорошей жизни), нужно быть очень сконцентрированным, активно двигающимся, причем с учетом не только своих, но и чужих интересов.
- Лев, в Америке американец – хозяин своей судьбы. А мы всего лишь иммигранты, претендующие на постоянно растущее количество контактов, улыбок и движений.
Поначалу все радовало: новая страна, новые люди. Но вскоре очарование прошло, я поняла, что здесь все не так, все очень рационально и слишком продумано.
А потом пришла невыносимая скука. Тоска жутчайшая, невозможная. Несмотря на невообразимое разнообразие каналов телевещания, прекрасных выставок, шоу и удивительно сохраняемой красоте природы и великолепии архитектуры, отражающей культуру Америки. Я стала умирать от скуки.
Нам хотелось вернуть ощущение полета, владения ситуацией. Но над нами стало довлеть ощущение скоротечности времени и хроническое напряжение.
- Ты просто устала, моя Долли…
- Я Даша, Даша! Ты забыл?
- Нет, Долли, не забыл. Голубка моя Долли…
- Хватить подтрунивать. Ты не видишь ничего вокруг себя. Даже по телевизору…
- Ты смотришь этот, прости за грубость, говновизор?
- Американцы вкалывают – и в то же время у них проблемы с отдыхом и снижением стресса, тревожности и переедания... На тренингах их психологи учат, что рост потребностей практически невозможно сдержать, можно лишь менять их характер и способ удовлетворения. Мы бегаем за деньгами. А они бегут от нас.
- Долли, Дашенька, девочка моя маленькая, тебе кажется, что страна за океаном производит впечатление очень сложной, но очень тонкой и эффективно устроенной машины по "выкачиванию" денег?
- А что, Лео, разве это не так? Главной потребностью человека, живущего здесь, становится отчаянное желание заработать денег. Много! Я не могу так! Не могу! Потому что здесь деньги превращаются в своеобразное средство психотерапии от стресса, вызванного процессом их зарабатывания. Ты посмотри, ты только посмотри, как живут наши соседи Шмидты. Вроде бы и богаты, но свели свои потребности к весьма скромным и отличаются крайней бережливостью в обиходе.
- Ты еще не привыкла к этому укладу жизни. А вспомни, как ты жила в России. Ты что, шиковала?
И я вспоминала, как сводила концы с концами, как плакала от беспомощности изменить ситуацию…
- Лео, дорогой! Мы перестали друг друга понимать. Тебе не кажется?
- Нет. Это нормально…
- Что тебе кажется нормальным? Внутреннее давление наших потребностей стало настолько мало, что ограничивается удовлетворением наиболее элементарных из них: пропитание, жилье, одежда, а также, развлечение чтением или просмотром фильмов, изображающих прекрасную жизнь. Я задаю себе вопрос: "Неужели мы такие ограниченные и неспособные?"
- А ты не задавай себе такого вопроса. Вообще – поменьше думай, голубка.
Наши отчаянные споры стали учащаться. Повседневная жизнь постепенно превращалась в сплошное добывание денег. И если для американцев ответственность за свою жизнь, быстрый темп жизни, сопряженный с определенной долей стресса, и стремление во что бы то ни стало расширить свои финансовые возможности – явление нормальное, и для многих желанное, а индивидуализм просто воспитывается с детства не только школой, но и средой. Большинство живет в частных домах с индивидуальными средствами связи и коммуникации. А расписание повседневных дел настолько загружено, что приглашение друзей на воскресный пикник должно планироваться, как минимум, за месяц.
То для меня все было непросто: я поняла и новую ответственность за свою жизнь, за выживание.
- Лео, мы здесь никому не нужны! – рыдала я у него на плече. - Ожидание помощи со стороны бессмысленно.
- А ты что, Дашутка, когда-то перекладывала ответственность за свои неудачи на другого?
Так мы прожили несколько месяцев. Лео перебивался случайными заработками. Я пыталась работать в русскоязычном журнале наборщицей на компьютере. Мои качества – терпение, смирение – помогали нам обоим.
До тех пор, пока мы не переехали в другой город….
Лео умер не сразу, и вовсе не как в моем страшном сне. У него обнаружили редчайшую скоротечную форму рака головного мозга. Он не стал бороться. Однажды он просто выстрелил себе в сердце, оставив прощальное письмо.
Вернувшись в Россию, я начинаю жить сначала. Я теперь ничего не боюсь.
Рассказы:
Уроки любви и ревности в сентиментальном возрасте
Стихи:
Из цикла "Парижских улочек контрасты..."
Об авторе:
