Антон ШУМИЛИН
***
Огоньки в бутылке водки
Мерзкой солнечной гримасы,
На ветру шуршат ошмётки
Изумрудной биомассы.
Пустотой полны карманы,
Полнотой пуста посуда.
Мы смешные наркоманы
Потребления абсурда.
Невесомо слово наше.
Двое – в гроб. Кто будет третьим?
Больно жить в безвкусной каше,
Что-то нужно делать с этим…
В уродливом мире
Реальностью Матриц дробятся последние чувства:
От сборища клоунов – к ровной плантации клонов.
Тут всё, что не гроб – неминуемо ложе Прокруста.
И всё, что не яд – то градация одеколонов.
В уродливом мире, растущем на знати и черни,
Мы все остаёмся унылым продуктом брожения...
Из дёсен настойчиво лезут мохнатые черви,
И тени размазаны птицей головокружения…
Звероутро
На плите звереет чайник, извергая носом воду,
За окном – пернатый хищник в круглом образе светила.
Утро долбит жёлтым клювом панцирь старому заводу,
Не проснётся черепаха – там теперь склады тротила.
Тихо ползает троллейбус, завалив рога за уши,
По беззубым ртам колодцев люди улиц варят жижу,
Млеют нищие кварталы… Я смеюсь в экране лужи
И беззвучно проклинаю всё, что с детства ненавижу…
***
Голые стены Венеции сложены в бледно-сиреневых высях,
Яхонта красного горсти не брошены, сок отрицания высох.
Сердце патриция занято вазами, руки плебея – глиной,
Ветки истории – трупом со стразами, рынком и Магдалиной.
Мир отвратительным хижинам жидким, жирным дворцам. И сам
Мир устоялся, собрал пожитки, высушил паруса.
Ветер шипит в такелаже, и тихий дьявольский шепоток
Реет над фарсом истории, смятой в вечное шапито.
Рожденье истины
Веселье и смех разрастаются Талией.
В этой тупой программе
Есть две кнопки – «Выход» и «Далее».
Пока слепые рыдали,
Сидя в навозной яме,
Их продали и получили медали.
Для поддержания репутации
Растут на русских просторах
Безупречные в эксплуатации
Плантации свежих рабов.
Истина рождается в спорах
Галлюциногенных грибов.
Безразличие
Фатальная ошибка –
Это когда портится аппетит.
Курица и яйцо в салате
Одинаково хороши,
И какая разница, что первично?
Какая разница?
Пустые тёмные улицы – чистилище,
Шлюз перед аппетитом.
Кто-то уже пять часов ест,
Кто-то уже месяц не ест,
Но всё равно растёт не протест,
А аппетит.
Пустые улицы – амфитеатр покоя,
Но в земле больше свободных мест.
Люди в сером
С аппетитом таскают в отделение…
Кого? Какая разница?
Фатальная ошибка –
Это когда портится аппетит.
Долго смотреть в глаза –
Признак болезни или дурного тона.
И какая разница, в чём причина?
Грудную клетку безразличия
Насилует ветер.
Ты всё ещё мёртвый.
Юла
Симулякр правдоподобия
Лжи, жонглирующей подкорками, –
Управляемая клаустрофилия-клаустрофобия,
Умудрённая свинцовыми и пластиковыми подпорками.
Яблочная кожура усохла,
Но вместо раскалённого хаоса всплыло что-то,
Отдалённо напоминающее разбитые стёкла
В очках повешенного государства-банкрота.
Ускоренного метаболизма юла
Не даёт сдвинуться с места и ковыряет пол носом.
Здравствуй, тысячелетний рейх, неолиберальный ГУЛАГ,
Симулякр правдоподобия Лжи!
А жизнь - под вопросом...
Жажда
На пыльные камешки высохших, рухнувших башен
Ветер наносит трупные пятна.
Жребий брошен, смутьян повешен, мир перекрашен
Из жёлтого в розовый и обратно.
Духовная пища «нового» мира – экскременты попкорна,
Стабильность праха и порно-розга.
В наивном стаде, под нож идущем покорно,
Свирепствует засуха мозга.
В поисках влаги по тропам волчьим и ртам проплешин
Дел больше, чем слов, но
Жребий брошен, мир перекрашен, смутьян повешен –
Жажда наказуема поголовно.
Спасаясь от «духовной пищи», зашиваем себя в пакеты,
Засыпанные в душных штреках.
А для уродов во время чумы расцветают пиры-банкеты.
Осушая мечты о молочных реках…
Реклама
Реклама жизни – гештальт нуля, глаза
Червоточащего мёртвого плода.
Порядок из этого хаоса –
Рыхлая карточная колода.
Мир пожирают личинки слоганов.
Скидка, пряник, кредит, пах, кнут...
Ингредиентов много, но
Мусорные баки одинаково пахнут.
Неуклюжая симуляция разнообразия
Сияет обёрткой шаткой и валкой.
Наверное, в этот раз и я
Выжгу себе глаза зажигалкой.
Интуиция
Интуиция. Скрытым от взоров сюрпризом
Кто-то страшный скребётся в закрытую дверь.
Будет время – взлетит над алеющим бризом
Хладнокровно-прекрасный карающий Зверь.
Будто в солнечно-жёлтый кусок поролона
Постепенно впитаются холод и дрожь,
В затянувшемся сне на краю Вавилона
По следам сухожилий пройдётся штык-нож.
Книга
Мир изношен, как бледная баба раба.
Даже небо дарует кислотную слизь.
И вращается стильный стальной барабан,
Чтобы в этой игре никому не спастись.
Безграничны сады ахиллесовых пят
На невинных руинах поверженных глаз.
Под ногами забвенья умильно хрустят
Ледяные осколки фарфоровых ваз.
Пусть речные солёные воды черны,
Но на берег намазали розовый крем…
Децимация – ветхая книга войны –
Непристойно открыта, и я её ем.
***
Где не хватает миллиардов,
бывает много одного.
Война захватывает дух
остервенело и наго.
Попересчитывали адов
чужой хрустящий камуфляж,
поперегрызлись за еду.
Ну так и что?
Еда ж.
Бурда
Кишат под ногами Зверя тщедушные гулливеры,
Где липнут к чужому свету, пушистому, словно пена,
Сонливые парадоксы разграбленных слов и веры
И рабство идёт навстречу бурде гробового тлена.
Гербарий зелёных страхов в предчувствии новой дозы
Шуршит за закрытой дверью испытанного позора.
Из книг испивая солнце и грозно глотая слёзы,
Под копотью коматоза рождается воля Зорро.
Сливы
Пока собака покоится в свежем горячем лаваше,
Разлагаясь в сомнительный яро-стиль,
Пока ещё не ушло деление «наше-ваше»,
Зажатое в своей безобразной старости,
Одних вынашивают, других выносят,
Иные мечтают быть невыносимыми.
А жажды истины излишняя горсть – яд,
И это лучше, чем отравиться гнилыми сливами.
Быть проще
Задорно проходит неделя-жизнь вся
Под микроскопическим объективом:
Токсоплазмы кишат и делятся
Своим паразительным позитивом.
Ходить по смыслам благих эмблем,
Читая Ницше в кленовой роще –
Зачем? «Нет головы – нет проблем».
Конечно же, лучше быть проще…
***
Прогорклый торт вечерних дум
Мне отравляет организм.
Густая слизь игры теней
Толкает страх в последний путь.
Моя реальность – атавизм.
Сегодня в моде белый шум.
Второе Я сказало: «Будь!»
Но Все воскликнули: «Имей!»
Под дождь. По гравию. В ночи.
Железный запах поездов.
Моя реальность – атавизм.
Все имитируют экстаз.
Под покровительством крестов
Казнят друг друга палачи
И, не смыкая мёртвых глаз,
Мне отравляют организм.
Часы глотают вниз песок
И приближают смертный час…
Моя реальность – сущий бред?
Её не будет никогда?
Любви тотальность – не для нас?
И ни к чему свободы сок?
Со всех сторон стреляет: «Да».
А изнутри сочится: «Нет!»
***
В обжигающую тьму ночных улиц
Расширенными зрачками выливается
Внутренний туман,
Молочными щупальцами животного страха
Выжимая по каплям
Волю идти вперёд.
Когда в лабиринте пульсирующих капилляров
Торжественного церемониала
Закипает густое вино,
Из какого-нибудь хлева
Вырывается первый крик младенца,
Открывающий эру новой борьбы.
***
Мы пили мёд, мы пили квас
В тени ветвей своих родов,
И наблюдали в первый раз
Слиянье лапок и следов.
Следили раз, и два, и три
За наследившими зверьми,
А мир протягивал ремни
От слова «делай» к слову «жри».
Следы без лапок и зверей,
И Зверь без лапок и следов
Росли из окон и дверей,
Из чёрных язвищ городов,
Из обозримого стыда
И необъятного «нельзя».
В ладоши хлопали стада
Хрестоматийных обезьян.
Цветёт и пахнет метастаз
Разбитых лиц, античных ваз,
Закрытых глаз, открытых баз,
Зарытых нас, забытых вас.
Но нам лопата не указ.
***
Тот колпак колпаковски сшит,
Под которым кусают вши
Все слои мировой души.
Снял такой – и мигом погиб.
Лишь хозяйские сапоги,
Кость, ошейник и конура,
Летаргическое «ура»,
Колпаковский колпак – это то,
что кусать не может никто.
Бытие перешло в ничто,
А ничто во что перешло?
В корм, покрошенный в решето,
И коробками толстых стен
Создающую улей тень.
***
Люди лепят снеговиков,
Совпадая резьбою рук
С белоснежной плеядой искр
Жизни, вышедшей из воды.
Но оттоптаны сто шагов –
Неизменно выходит круг.
Где-то в сердце маячит шторм,
Значит, нужно идти на риск,
Чтобы вырвать себя из форм
Территории и еды.
***
Рыбий почерк варёного глаза Луны
Заставляет дрожать,
Роковую педаль солнценосной войны
Нам осталось нажать.
Выхлопные концепты бетонной трубы
Погружаются в транс,
Невозможный побег из стеклянной судьбы –
Наш единственный шанс.
Только звёздные блики на наших щеках
Как связующий мост:
Где рождение – смерть, где пророчество – страх,
Где падение – рост.
Рыбий почерк Луны, очертания спин,
Нездоровые сны…
Нам осталось приблизить багровый рубин
Солнценосной весны.
***
Затыкая щели собственного лебяжьего духа
зыбкими вещами, жалким жалованьем, желаниями жёваными,
Надо помнить, что путь острых предметов от уха до уха
Недолог, а кирпич на крыше сидит напряжённым.
Поэтому строить будку и сажаться на цепь
Не более осмысленно, чем ковырять топором книгу.
Всё, в чём расцветает жизнь – цель.
Всё, что лишено жизни – иго.
***
Чёрные кольца шагов по кромке, по пластику декораций
Слипаются в цепь вибрацией «пятой стены».
Заглянув зачем-то за бледную рябь фальшивого Рацио,
Вернёшься, зная: вовне – страна водяных.
Вернёшься, зная, что есть облака не только там, где ты,
Что счастье и солнце не множит унылый дубль,
Что исчезнут две стороны одной и той же надоевшей монеты,
Когда будет переплавлен последний рубль.
Актёры устало играют роли в пародии на пародию,
Революция ждёт молнии, выставив опалённую нить.
Чтобы даже слепые тени, живущие в среднем роде,
Отрезвели атлантами и героями, умеющими любить.
Поэтический сборник «ЭТВАС»:
Другие публикации Антона Шумилина
