ПензаТренд

KON

КУЛЬТУРА ПЕНЗЫ

I Музыкально-поэтический фестиваль

Вечер Алексея Александрова

Вечер "На Энцелад!"

 Встреча "Время верлибра"

Творческий вечер Марии Сакович

Вечер "В начале было слово"

Встреча "Абсурд. Логика алогизма"

Вера Дорошина "Слова на ветру"

СПОРТ ПЕНЗЫ

РЕКЛАМА

На крутом повороте истории

Николай ЧЕТВЕРТКОВ

101 год назад в Пензенской губернии установилась власть большевиков

Роковой для России 1917 год в Сурском крае начался спокойно. Трудовой народ был занят обычным делом: выпускал бумагу на фабрике В.П. Сергеева; производил на трубочном заводе (ныне ЗИФ) гранаты для воюющей российской армии; железнодорожники формировали и отправляли составы на Харьков и Москву с продовольствием, обмундированием и вооружением. В полках местного гарнизона с раннего утра и до поздней ночи проводилась строевая и военная подготовка новобранцев – защитников России.

И только с фронта приходили тревожные вести. Газета «Пензенские губернские ведомости» сообщала о том, как на фронте немцы травили русских солдат газами, «в мороз раздевали пленных донага, поливали водой, растирали щетками до потери сознания. Все подвергавшиеся этому способу избавления от паразитов умирали от тифа».

В центральных и местных газетах появлялись сообщения о том, что в Москве и Петрограде растет волна забастовок и митингов с требованием хлеба, мира и отставки царского правительства, приведшего народ к голоду, массовому мору от тифа не только на фронте, но и в тылу.

«Пензенские губернские ведомости» пытались успокоить население Сурского края, сообщая, что за время войны посевные площади сократились всего на 7 % (хотя в отдельных уездах до 20-30% – Н.Ч.), поголовье крупного рогатого скота, лошадей, овец, свиней в крестьянских хозяйствах даже увеличилось. А 1916 год, когда в России была введена продразверстка, газета назвала годом «опыта, когда ширилась идея единения власти с народом».

На самом деле никакого единения не было. Даже в новогоднем номере губернская официальная газета опубликовала объявление Пензенской городской управы о розыске 115 призывников, уклонявшихся от исполнения воинского долга. Людей тяготили неудачи на фронте, затянувшаяся война, немощь царского правительства, растущая дороговизна жизни и безысходность во всем. Скапливавшаяся энергия недовольства горожан и крестьян искала выхода наружу.

 

Пенза вздыбилась

 

Пришедшая в Пензу 1 марта 1917 года телеграмма председателя Государственной думы М.В. Родзянко о государственном перевороте в Петрограде встревожила местную власть. Она запретила публиковать ее в «Пензенских губернских ведомостях». Но текст телеграммы 2 марта опубликовала газета пензенских эсеров «Чернозем». Газету покупали нарасхват. Город забурлил.

Утром 2 марта городской голова И.Н. Ашанин собрал гласных для выяснения отношения общества к событиям в столице. Договорились к вечеру выработать совместное решение по этому вопросу. А вечером совещание собрал уже губернатор князь А.А. Евреинов. Он ознакомил губернских и городских чиновников с телеграммой депутата Государственной думы А. Бубликова, в которой говорилось: «Его Величество Николай II отрекся от престола... Сформировался исполнительный комитет Государственной думы. Комитет вынужден взять на себя восстановление порядка в Петрограде. Во имя долга перед Родиной призываем население к спокойствию».
Совещание чиновников решило запретить публикацию в печати сообщения об отречении царя от престола, надеясь, что в Петрограде все уладится.

Эти события взорвали тишину и спокойствие в Пензе. На улицах города стихийно возникали митинги, собрания. Рабочие, ремесленники, мещане, учащаяся молодежь приветствовали Февральскую революцию, требовали свободы слова, собраний, политических партий, освобождения из тюрем заключенных.

Вот как воспринимал те дни писатель Роман Гуль – командир роты Пензенского военного гарнизона:
«...И вдруг в роту вбегает побледневший прапорщик Крылов: потрясающая новость – царь отрекся! Он рассказывает, что командир полка в кабинете упал в обморок. В собрании офицеры смяты. А в бараках я не могу даже узнать своих солдат. Со стены сорвали портрет царя, в клочья рвут его и топчут. Солдаты ругаются, приплясывают, поют, словно накатило на них веселое сумасшествие, словно начинается всеобщее счастливое землетрясение. Еще вчера они даже не знали это трудное для них слово, а сейчас кричат: «Ура, революция!».

На следующий день газеты известили жителей губернии о роспуске царского правительства, о первых распоряжениях комитета Государственной думы, взявшего на себя функции Временного правительства России, которое возглавил князь Г.Е. Львов. Вечером 3 марта в Народном доме (ныне облдрамтеатр) состоялся общегородской митинг. Его участники, как свидетельствует газета «Чернозем», приветствовали Февральскую революцию в России, одобрили принятые Временным правительством постановления о свободе слова, печати, собраний, деятельности политических партий, об отмене всех национальных и религиозных ограничений, о роспуске жандармерии, полиции и о создании народной милиции, а также об амнистии политических заключенных.

 

Формирование двоевластия

 

3 марта «представители городской думы, губернского земства, общества содействия внешкольному образованию, банков и других организаций создали временный Пензенский губернский исполнительный комитет. Для придания ему всенародного органа в его состав были включены представители больничных касс и больших мастерских. Всего в «комитете оказалось 56 человек, 18 из них - рабочие». Потом он пополнился представителями солдат и офицеров местного военного гарнизона. И объявил себя высшим органом демократической власти в Пензенской губернии. Такие же исполнительные комитеты спешно создавали в уездных городах из представителей партий эсеров, кадетов, народных социалистов, социал-демократов, а также из фабрикантов и купцов.

6 марта Временное правительство назначило своим комиссаром в Пензенской губернии князя JI.H. Кугушева – бывшего председателя губернского земского правления, постоянного партнера губернатора А.А. Евреинова за карточным столом. По требованию народа бывший губернатор был «арестован, но беззлобно, просто выброшен, как ненужный предмет». Уездными комиссарами князь JI.H. Кугушев назначил председателей уездных земских управ, возложив на них обязанности исправников, земских начальников и уездных предводителей дворянства.

В свою очередь, народные массы ликвидировали органы царского самодержавия. В Пензе и уездных городах они отстранили от должностей царских чиновников. В Чембаре, Городище, Нижнем Ломове, Саранске, Инсаре освободили из тюрем заключенных, а полиция в уездах сама разбежалась.

Трудовой народ создавал свои органы демократической власти. 3 марта на трубочном заводе был избран совет рабочих. На следующий день солдаты местного гарнизона избрали ротные и полковые комитеты, установили контроль над деятельностью командиров этих воинских подразделений. На состоявшемся 6 марта собрании представителей воинских частей был избран совет солдатских и офицерских депутатов, состоявший из 33 солдат и 22 офицеров и по два представителя от военных чиновников и врачей. Председателем его избран эсер прапорщик Ф.Ф. Милов, в состав бюро совета вошел большевик Г.О. Макеев. Абсолютное большинство в совете принадлежало эсерам, которые все годы войны действовали открыто.

11 и 12 марта на промышленных предприятиях Пензы проводились выборы депутатов в городской совет. Вечером 12 марта в Народном доме собрались 62 представителя 24 фабрик, заводов, других производственных предприятий, которые избрали городской совет рабочих депутатов. На первом его заседании председателем совета избран член РСДРП Н.С. Степанов. А 13 марта произошло объединение военного и рабочего советов в Пензенский городской совет рабочих и солдатских депутатов. Представителем его стал социал-демократ (меньшевик) Нестор Степанович Степанов, избиравшийся в 1906 году от крестьян Пензенской губернии депутатом Второй Государственной думы России.

Легально действовавшие в годы мировой войны эсеры, хорошо были известны рабочим и солдатам, поэтому они имели большинство мест в составе городского совета рабочих и солдатских депутатов и в его исполкоме. От большевиков в исполком объединенного совета вошел только один солдат 140-го запасного пехотного полка В.В. Кураев.

И если губернский комиссар князь JI.H. Кугушев, «ставший против воли революционной властью», проводил в жизнь политику Временного правительства, то Пензенский городской совет рабочих и крестьянских депутатов, возглавляемый социал-демократом Н.С. Степановым, сразу высказался за поддержку Петроградского и Московского совета рабочих и солдатских депутатов и заявил, что его целью является «установление контроля над деятельностью временного Пензенского губернского исполнительного комитета».

 

Опьяненные радостью свободы

 

Чтобы смягчить накал страстей и примирить людей разных социальных слоев, руководство губернии 10 марта провело в Пензе Праздник свободы. Вот как описывает этот праздник его участник писатель Роман Гуль: «На Московской улице красные банты, красные знамена, полотнища кумача; и откуда достали столько красной материи? Пензяки, без различия состояния, все улыбаются, как на Пасху. На извозчиках, потрясая разбитыми кандалами, в халатах, в войлочных тапочках, в казенных котах едут освобожденные из острога уголовники. С извозчиков они что-то кричат о свободе, о народе, толпа криками приветствует их. Даже извозчики везут их даром; в России теперь все будет даром! «Отречемся от старого мира!» Тюрьмы уже взломаны, стражники убежали. В свободной стране не может быть тюрем. Теперь свобода всем, совершенная свобода!..

Невыдающийся, безобидный князь Кугушев, ставший против воли революционной властью, от имени революции обязан принять парад народа и войска на Соборной площади, где в склепе хранится гробница особо чтимого у пензяков архиерея Иннокентия. В каракулевой шапке, в пальто на кенгуровом меху князь стоит на увитой кумачом трибуне рядом с усатым адвокатом, своим помощником. Обоих окружают мешковатые, милые члены управы и гласные думы. Но с трибуны будут говорить не они, их оттеснили; на кровавый кумач лезут совсем новые, из подполья вымахнувшие ораторы.

Тощий юноша с лиловым, несвежим лицом, пропагатор Шадрин, произносит перед толпой невообразимую речь; его не интересует Пенза, отцы города, он не занят даже Россией. Махая над толпой голодными кулачками, он кричит о человечестве, о том, что через все окопы, через все проволочные заграждения, через границы всех государств эта свобода русской революции полетит ко всем, ко всем, ко всем! Толпа гудит, рукоплещет трогательной, всечеловеческой речи Шадрина, полощет в воздухе кровавыми полотнищами. Толпа хочет того же, чего и он, вот такого же веселого и обязательного всеобщего и радостного мирового танца.

Но революционные крики обращаются все-таки и к комиссару Временного правительства, к перепуганному князю Кугушеву. Толпа не видит его испуганного лица. Неподалеку от Кугушева, у трибуны, стоит седоусый бригадный генерал Бем, начальник гарнизона, в петлице его касторовой шинели тоже есть, хотя и небольшой, красный бант. С окраин в центр идут шестьдесят тысяч войска, это сверхчеловеческий парад, сотрясающий воздух над Пензой; такого парада генерал никогда еще не принимал; блесткий снег весь изранен солдатскими сапогами.

Я иду впереди роты, слышу сзади: «Нет теперь командиров! Идем, как хотим!» Солдаты пьяны и свободой и водкой, все течет самотеком, под давлением нечеловеческих сил.

Перед полком на коне едет наш седенький командир. На груди, рядом с орденом св. Владимира, у полковника приколот красный бант и на побледневшем лице старика вся необычность его ощущений. Сквозь марш долетают пьяные крики солдат...

Перед нашей ротой идет верткий ефрейтор с портретом великого князя Николая Николаевича... В бараке, только что вырвавшись из карцера и поэтому опоздав к самому началу революции, ефрейтор долго не знал, что б ему сделать, он папахой сбил икону, ударил ее ногой, отшвырнул под нары, орал о «Гришке и Сашке», топтал обрывки уже растоптанного портрета царя, но вдруг, увидев портрет великого князя, подпрыгнул, сорвал портрет и теперь, заломив вязанковую папаху, идет с этим портретом перед ротой. Ефрейтор обязательно желает театральности, он крепко заложил за воротник, он покачивается, месит снег пьяными ногами и кому-то с угрожающим лицом то и дело сипло вскрикивает: «Дддда здддрррвствует Ррррадзянка!»

Трубачи устали. На морозе пристывают к трубам губы. Как только обрывается марш, сразу же шелестят по снегу тысячи солдатских ног...

– Братцы, долой войну! – кричат высыпавшие из мастерских замасленные железнодорожные рабочие. – Долой! – ревут ответно солдаты. Под бледным полковником боченится от этих криков конь.

На Московской мы столкнулись с желтыми бескозырками драгунского полка, едущего под полувальс, под полумарш. И пока стоим, пропуская конницу, в строй вбегают пьяные от счастья интеллигенты в пальто с каракулевыми воротниками, жмут солдатам и офицерам руки, кричат: «Да здравствует армия! Да здравствуют офицеры!», ревом «Ура!» солдаты отвечают им.

Под это немолчно стонущее «Ура!» мы подходим к Соборной площади. Головная колонна с командиром на коне поравнялась уже с трибуной комиссара Временного правительства. Издалека князь Кугушев помахивает каракулевой шапкой в знак приветствия. Со странно сведенным лицом стоит и генерал Бем, держа под козырек. Его белую перчатку я вижу на кровавых полотнищах кумача. А вокруг взлетают папахи, играют марши, туши. Вместо губернатора с балкона его дома взвизгивают несколько горничных: «Ура, да здравствует революция!»

Но вдруг все перерезали сиплые выкрики: «Бема бьют!». И все кинулись к трибуне комиссара, а с тротуара, ничего не поняв, дамы машут сумочками, кричат: «Ура!» Я и прапорщик Быстров сдерживаем наших солдат. Я кричу: «В строй!»; я остервенел, я лезу на солдат, я знаю, что если сейчас мы их не сдержим, они, может быть, разнесут все.

- Музыка, музыка! – страшно кричит командир полка. Это он музыкой хочет увести нестройную размывающуюся полковую колонну. Глухо бухнул большой барабан, но с разных сторон мешаются с музыкой те же хриплые крики: «Бьют, бьют!»

В воротах какого-то дома мы, пять прапорщиков, не выпускаем наседающую на нас толпу. Сзади на снегу валяется голый, пятнистый от кровоподтеков, растоптанный солдатскими сапогами труп полного человека, и в этом трупе, раскинувшем руки и ноги, есть что-то совершенно несообразное с виденным только что командиром бригады и начальником гарнизона.

Товарищи! Где же свобода?! Товарищщщщи! Это же позор революции! – надрывается ломкий, умоляющий юношеский голос прапорщика Быстрова. Я уперся кулаками в грудь лезущему на меня солдату, его глаза бессмысленно остекленели, ряд желтых, словно собачьих зубов ощерился, изо рта тянет самогоном. «Да что ты, осатанел, черт!» - кричу я. А солдат только разгоряченней прет, давит, он только и видит, что валяющийся сзади меня окровавленный труп. С площади долетает марш, это командир все еще хочет увести солдат музыкой.

И вдруг из-под солдата на меня вывернулся розовенький гимназистик с голубыми кантами эвакуированной из Польши гимназии; ему жарко от драки, но даже среди одичалых солдатских лиц это хорошенькое лицо ошеломляет меня своей искаженностью. Мальчик бьет локтями, протискивается. «Пустите!» – с визгом кричит кудрявенький, хорошенький буржуазный херувимчик.

Упав, я еле выпростался из-под сбивших меня тел; они прорвались, я только вижу их бегущие к трупу подметки с налипшими на них снегом, и меж серых шинелей маленькую, черненькую, гимназистскую, опережающую всех. Возле трупа, размахивая, как мясом, вырванным куском генеральской подкладки, хохочет бородатый солдат: «Вот она, увольнительная записка-то!» И теребя полуоторванную руку трупа, двое солдат перочинным ножом срезают с генеральского пальца затекшее обручальное кольцо.

А революционные шествия мимо князя Кугушева все идут, там все кричат «ура» и играет музыка. И только в сумерках солдаты и народ расходятся с площади кто куда хочет.

В темноте Пензы вздрогнули фонари и погасли. В этих завываниях ветра их некому зажечь. Горожане крепче запираются на замки, засовы, крючки, боятся грабежей. Но это совершенно напрасно, восставший народ благодушен. В снежной тьме все тонет в песнях, в лузганье семечек. На базаре кабатчики пытались запереть трактиры, потому что солдаты не хотят платить за водку, но солдаты не дали запереть, хватит, поплатили, и задаром пьют за здоровье Революции Ивановны. Этим-то и хороша февральская свобода, что она полная свобода! В ней осуществлена совершеннейшая свобода человека!

Посредь снежной улицы, в темноте, мимо нашего дома идут солдатские толпы; сквозь нежно-лапчатую ткань морозного окна видно, как, качаясь, идут в обнимку, в шинелях на распашку, и все поют вразнобой, с жгучим удовлетворением. А у нас в комнате, указывая на них, присяжный поверенный Ладыгин, в молодости за дело народа знавший казимат Шлиссельбурга, говорит с отвращением:

Теперь мы все в их руках, – и помолчав, добавляет с какой-то трещиной боли в голосе: – Ухнула Россия... Там, – указывает он куда-то, вероятно, на Петербург, – все упустили... а теперь уже не подхватишь... Все пропало...»
Продолжение в следующем номере.


«Новая социальная газета», №46, 20 декабря 2018 г. Публикация размещена с разрешения редакции «НСГ». Адрес редакции «Новой социальной газеты»: г. Пенза, ул. К. Маркса, 16. Тел./факс.: 56-24-91, 56-42-02, 56-42-04.

Просмотров: 68

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить


МУЗЫКА ПЕНЗЫ

Алина Викман. "НЕ ЗИМА"

Миша Хорев. "ГИМНАСТКА"

ИСКУССТВО ПЕНЗЫ

Михаил Мамаев. Амбротипия

ФОТО ПЕНЗЫ

Фотоотчёт концерта
  • Фотоотчёт концерта "Йорш", 25 февраля 2014 года. Автор фото - Дмитрий Уваров.
Сарделька в туфлях
  • Сарделька в туфлях
Студвесна-2016 в Пензенском Государственном Университете
  • Студвесна-2016 в Пензенском Государственном Университете
  • Описание: Студвесна-2016 в Пензенском Государственном Университете
Мастер-класс Михаила Мамаева по созданию мокро-коллоидной фотографии
  • Мастер-класс Михаила Мамаева по созданию мокро-коллоидной фотографии
Морозные узоры
  • Морозные узоры

penzatrend.ru

© 2013-2015 PenzaTrend
Журнал о современной Пензе. 
Афиша Пензы в один клик.

Использование материалов возможно
только при наличии активной гиперссылки
на источник, который не закрыт для индексации.

© 2013-2015 PenzaTrend Журнал о современной Пензе.
Афиша Пензы в один клик.