Алексей СУЗЮМОВ, Вячеслав КАРПОВ
Все папанинцы вернулись домой безумно знаменитыми, все стремительно «пошли в гору». В 1938 году, после смещения с должности директора Всесоюзного арктического института (Ленинград), ареста и расстрела знатока Севера профессора Рудольфа Самойловича (он участвовал в воздушной экспедиции немцев на аэростате «Граф Цеппелин», оказавшейся разведывательной миссией – Сталин посчитал, что «слишком много им показал»), Ширшов был назначен на его место. В 1939–1942 годах он был 1-м заместителем начальника Главсевморпути (начальником был Папанин). В 1942–1948 гг. был народным комиссаром, потом министром морского флота СССР.
Как назначали Ширшова наркомом, мы знаем из воспоминаний А.А. Афанасьева «На гребне волны и в пучине сталинизма» – с ним мы познакомили читателей в серии материалов о Папанине. «Молотов сказал – конечно, у нас есть замнаркома, опытный моряк. Но во время войны очень важно, чтобы членов правительства знал народ. Вы биолог, не моряк, но вас, как «папанинца», знает вся страна. Это для нас важно...»
Во время войны Ширшов, как и Папанин, и Афанасьев, был Уполномоченным Госкомитета обороны. Работал на Каспийском море и на железных дорогах восточного направления. Действовал смело, принимал неординарные решения. Так, на Каспии, где катастрофически не хватало нефтеналивных судов, он приказал буксировать по воде на восточный берег, подальше от наступающих на Кавказ немцев, цистерны с нефтью и другим топливом. На одном из приемов у Сталина Афанасьев защитил Ширшова: «У меня в кармане была телеграмма от Кагановича, в которой говорилось, что при невыполнении воинских перевозок по Каспию Ширшов будет расстрелян». Афанасьев рассказал о смелых решениях Ширшова, и вопрос был снят. На восточном направлении Ширшов решительно расчищал пути для военных грузов. Работал хорошо.
К концу войны Ширшов думает о передаче Морфлоту всех портов, принадлежащих до войны Главсевморпути. Предлагает сконцентрировать научную часть в Академии наук. В нём прекрасно совмещаются Министр и академик. В марте 1944 года – ещё одна задача, решённая Ширшовым, – реорганизация системы образования и подготовки кадров для Морфлота. Были созданы мореходные и высшие мореходные училища. Его заместитель по Наркомату Морского флота Бакаев пишет: «И если сейчас на флоте каждый третий моряк имеет высшее или среднее специальное образование, то это заслуга Петра Петровича».
Афанасьев вспоминает о годах войны: «Ширшов временами прилетал в Москву. Похудевший, измученный бессонницей, он собирал коллегию Министерства и начальников управления, давал краткую информацию, предъявлял требования, указывал на недостатки. Голодный, усталый, но всегда выдержанный, он никогда не повышал голос, хотя, то одному, то другому подчиненному делал серьезные замечания. Сидя на заседаниях коллегии справа от него, я нередко думал: «Вот-вот сорвется!» Но нет. Он закусит губу, порой от гнева лицо его передергивается, но голос никогда не повысит».
Теперь о личном. Знаменитый полярник Ширшов был хорош собой, и любим многими женщинами. Он был шесть раз официально женат. Как выглядел Ширшов, мы можем прочесть в воспоминаниях Афанасьева, который был назначен замнаркома морского флота – он пошел представиться наркому Ширшову: «...я увидел молодого, высокого, стройного, с обаятельной улыбкой, но совершенно седого мужчину». Его предпоследней женой во время войны стала красавица киноактриса Е.А.Гаркуша – изящная, очень привлекательная женщина. Она была из московской богемы – в огромных квартирах начальства (в том числе и дома у Ширшова) тогда собирались актрисы, музыканты, писатели, высокопоставленные военные, наши и иностранные дипломаты.
Товарищ Сталин ненавидел богему, но до поры до времени терпел ее: она была насыщена стукачами и контрразведчиками. Гаркуша царила в этой атмосфере флирта и обожания. Ширшов безумно ревновал свою жену, но совладать с ней не мог. На одном из кремлевских приемов в 1946 году бабник Берия, фактически второй или третий человек в государстве, сделал Гаркуше «грязное предложение», на что она прилюдно ответила ему пощечиной. Судьба ее была предрешена. Вскоре она была арестована лично Министром внутренних дел Абакумовым и обвинена в шпионаже. Ее посадили на 8 лет в один из магаданских лагерей.
Ширшов при закрытых дверях признался Афанасьеву: «Саша, мне очень тяжело, обидно, что не пощадили, отбросили все мои заслуги, не посчитались... не знаю, как быть». Афанасьев пошел к Ворошилову. Тот полушепотом, отойдя подальше от телефонов, сказал ему: «Не одна его жена арестована. Но она скомпрометировала своим поведением знатного полярника, да еще наркома... надо быть очень осторожным! Ты не знаешь Сталина...» Оказалось, что, по словам Ворошилова в пересказе Афанасьева, в тот же день были арестованы жены замнаркома обороны генерала армии, начальника Главного управления тыла РККА А.В. Хрулева и командующего Северным флотом адмирала А.Г. Головко. Сидели жена Председателя Совета Министров СССР Молотова, «всесоюзного старосты» – Председателя Верховного Совета СССР Калинина, была посажена жена личного парикмахера Сталина (и тот, ежедневно орудуя бритвой у горла диктатора, не решился пустить ее в ход), и многие другие.
«В их кругу не действовали законы человеческих отношений» – пишет Афанасьев. Ширшов обращался в правительство, но без успеха. Афанасьев пишет: «Вид его был ужасен: почернел, руки дрожали, вода из стакана проливалась на пол. – Гаркуша не вернется, – сказал он и закусил губу». Ширшов заперся в своем кабинете, разбил портрет Сталина (и никто из подчиненных не «стукнул» на него!), пытался застрелиться. С трудом его отговорили, приведя к запертым дверям маленькую дочь. Через год Афанасьев вернулся в Москву из длительной командировки в Германию.
Ширшов сказал ему: «Принимай министерство. Я болен. Я абсолютно ничего не смог узнать о жене, хотя только ради этого остался на должности министра. Считал, что, возможно Берия, узнав о моих переживаниях, рано или поздно вернет ее мне. Просил его. Писал о помиловании Сталину – но безрезультатно...». В 1948 году мать актрисы каким-то образом получила разрешение на поездку к ней. Вероятно, она привезла с собой лекарство – во всяком случае, 11 августа 1948 года Гаркуша покончила с собой, приняв смертельную дозу снотворного (по другим данным, ей присылали снотворное в посылках из Москвы, и ей разрешали его получать, «раз совесть не дает спать»).
В результате Ширшов сломался и медленно таял. В 1948 году он был снят с должности министра, переведен в Совет Министров советником, а в феврале 1953 года, за месяц до смерти Сталина, скончался от рака в возрасте 47 лет.
Незадолго перед смертью Ширшов зарегистрировал последний брак – исключительно для того, чтобы его малолетняя дочь не попала бы в приют для беспризорных, чтобы за ней был надлежащий уход и чтобы осталось московское жилье. Марина Ширшова живет там до сих пор.
Эрнст Теодорович Кренкель
Главное о нем: это был самый известный и самый выдающийся профессиональный радист страны, показавший миру возможности связи на коротких волнах на сверхдлинные расстояния. Первые трансатлантические приемо-передачи состоялись между США и Шотландией в 1921–1922 годах. После этого коротковолновая связь стала активно развиваться во всем мире. Советские радиолюбители связывались с дальними странами – с Австралией, Индонезией, не говоря о Европе. Но Кренкель был не любителем – это был высокий профессионал, и он поставил радиосвязь на службу науки и практики.
Родился он в польском Белостоке, в семье обрусевшего немца, 11 (24) декабря 1903 года, но вскоре семья перебралась в Москву. После школы, чтобы поддержать семью, он перепробовал с десяток профессий, а потом записался на годичные курсы радиотелеграфистов. С тех пор и до конца жизни работал только «на ключе» – морзянкой посылал в эфир свои сообщения, голосовую радиосвязь не признавал. Искал в Ленинграде работу по специальности, хотел стать судовым радистом, в итоге завербовался на Север и отправился зимовать на полярную станцию «Маточкин шар». Новая Земля, как известно, состоит из двух основных островов, разделенных проливом шириной в 600 метров и глубиной до 12 метров. Этот пролив был и остается важнейшим транспортным проходом из Баренцева моря в Карское: южнее и севернее Новой Земли судам из-за льдов пробиться очень сложно.
На станции «Маточкин Шар» он зимовал дважды: в 1924–1925 и 1927–1928 годах. О тех годах писал: «24 часа ты живешь как на блюдечке» – считал это самым изнуряющим на зимовках. А ведь единственная комната в их маленьком домике была наполовину засыпана снегом – и это полярникам казалось чем-то нормальным. Профессиональные радисты тогда работали, в основном, на длинных волнах. Но в 1926 году правительство разрешило использовать для личных нужд коротковолновые радиостанции. И на вторую зимовку Кренкель взял с собой такой аппарат. Его услышали другие радисты-коротковолновики достаточно далеко от зимовки, за 3–4 тысячи километров, и в Баку, и в Париже. Открытие Кренкеля с тех пор начало применяться на Севере для связи с полярными станциями и судами. Кренкель писал: «В неказистом фанерном ящике, начиненном лампами и проволочками, рождается по твоей воле радиоволна. Вот она побежала во тьме ночной на крышу и там она сорвалась, чтобы с невероятной скоростью мчаться в стратосферу. Там она меняет направление и возвращается на грешную землю. А потом вновь устремляется ввысь – так гигантскими скачками волна бежит, опоясывая земной шар». Такой вот он был радио-романтик.
Потом О.Ю. Шмидт пригласил его на зимовку в бухту Тихая (Земля Франца-Иосифа, 1929–1930). 12 января 1930 года Кренкель установил мировой рекорд дальности радиосвязи, осуществив обмен сообщениями между диаметрально противоположными районами земного шара: находясь в Арктике, используя самодельную аппаратуру, он провёл радиосвязь на коротких волнах с базой Литл-Америка первой антарктической экспедиции адмирала Бэрда, находившейся на шельфовом леднике Росса (американцы исследовали Антарктиду с самолетов). Этот рекорд продержался 30 лет. Потом он зимовал на мысу Оловянный (Северная Земля, 1935–1936), где вместе с напарником они чуть не погибли от цинги.
Кроме зимовок Кренкель участвовал во многих ледовых эпопеях: на ледокольном пароходе «Георгий Седов» (1929), на дирижабле «Граф Цеппелин» (1931), пароходах «Сибиряков» (1932), «Челюскин» (1933–1934). Когда челюскинцы высадились с затонувшего судна на лед, он быстро установил связь с Москвой, понимая, что в его руках находится судьба 104 человек. Кренкель сообщил координаты гибели судна и вместо личной подписи в конце радиограммы написал: «ледовый лагерь Шмидта». Под этим названием вся страна, да и весь мир узнали об арктической трагедии, а потом и об операции по спасению людей Полярной авиацией. В том лагере Кренкель вывесил шуточный плакат: «Записывайтесь в экспедицию на Северный Полюс!» Он не предполагал, что через три года такая экспедиция состоится, хотя Шмидт в своих лекциях для вынужденных зимовщиков мечтательно рассказывал о ней.
Позывной радиостанции «Челюскина» RAEM впоследствии был закреплён за Кренкелем в качестве его личного радиолюбительского позывного, и под этим именем его знал весь мир. В 1935 году он зимовал на Северной Земле и там получил телеграмму: «Какие штаны можно взять у тебя дома как образец для пошива меховой одежды?» И три подписи: Папанин, Федоров, Ширшов. Кренкель понял, что его шутка удалась – его самого записали в экспедицию на Северный полюс. В 1937–1938 годах он был радистом дрейфующей станции СП-1. Передавал в Москву научные данные, полученные Ширшовым и Федоровым, сообщения в газеты, радиограммы в Правительство. Своим спасением папанинцы были обязаны радисту Кренкелю – он держал связь с вышедшими к ним ледоколами, направлял их поиск на осколок льдины.
Кренкель обладал несомненным чувством юмора. Посылая радиограммы со льдины, он, например, добавлял: «Делаем физзарядку на родном Гринвиче» – и товарищи-полярники понимали, что, находясь на Гринвичском меридиане, четверка вновь производит изнурительный промер глубины Северного Ледовитого океана. Или: «Работаем с тайной надеждой, что вода не поднимется выше пояса» – и было понятно, что на льдине дела плохи...
После возвращения в Москву стал Героем Советского Союза, доктором географических наук, начальником Управления полярных станций и связи Главсевморпути, а после войны еще и первым председателем Совета Центрального радиоклуба СССР, председателем Федерации радиоспорта СССР (1959–1971), первым председателем Всесоюзного общества филателистов (1966–1971).
Но до этого была война. В годы Великой Отечественной войны, как заместитель начальника Главсевморпути, он руководил эвакуацией в глубокий тыл (в Красноярск) из Москвы и Ленинграда подразделений Управления, а также семей полярников. Продолжал руководить работой всех полярных станций, отвечал за радиосвязь вдоль маршрута Аляска-Сибирь («Алсиб»), по которому с октября 1942 по август 1945 года перегнали на запад (а в 1945 году и в Дальневосточный округ) около 8 тысяч американских самолётов, поставляемых по ленд-лизу (общая протяжённость трассы от Фэрбанкса до Красноярска составляла 6500 км, из них по территории СССР – 5000 км). С завода в США до фронта в СССР самолёту приходилось преодолевать до 14 000 км. Других ориентиров, кроме радиомаяков и радиостанций у летчиков не было. Не было и аэродромов для аварийной посадки (кроме нескольких стационарных). Не было в самолетах и обогрева – и это в условиях, в том числе, зимней Сибири. Как все это вынесли летчики – просто непостижимо.
Возвратившись после войны в Москву, Кренкель продолжал работать в Главсевморпути. Как и другие папанинцы, был в 1948 году отстранен от высокой должности и от работы в Арктике. А.А. Афанасьев, ставший после Папанина начальником Главсевморпути, вспоминает об этом: «Как-то мне позвонил секретарь ЦК КПСС Кузнецов. Состоялся такой разговор. – Есть мнение, что Кренкель больше в Главсевморпути не работает. – Могу я сослаться на Вас? – Нет, действуйте от своего имени». Понятно, что это был приказ Сталина.
«Я вызвал Кренкеля и сообщил ему об отставке, кивнув на телефон. Он все понял, только спросил, может ли он работать в Арктике. Я отрицательно покачал головой». Кренкель уволился, и с 1948 по 1951 год возглавлял Московский радиозавод «Волна», а потом работал начальником лаборатории автоматических радиометеорологических станций НИИ приборостроения Гидрометеослужбы СССР, т.е. работал под общим руководством Е.Ф. Федорова. В 1969 году был назначен директором этого института. Создание автоматических метеостанций, размещаемых в труднодоступных районах, позволило значительно сгустить сеть наблюдений за погодой. Под конец жизни сбылась его мечта – он побывал в Антарктиде как начальник рейса научно-исследовательского судна «Профессор Зубов» (15 ноября 1968 – 15 марта 1969 года). За время перехода подготовил рукопись своей книги «RAEM – мои позывные» (опубликована в 1973 году), которая подвела итоги почти 50-ти лет работы в эфире, да и жизни в целом.
Один из современных читателей так описал в интернете свое впечатление от нее: «Замечательная книга. Обычно пишут “глоток свежего воздуха”. В ней ощущение морально здорового человека,.. он спокойно делал свое дело. Упорно, трудно, часто нудно – и очень удивлялся, когда его за это хвалили. Книга с хорошим, здоровым юмором. Ну и исторически книга познавательна, ведь современная официальная пропаганда не особенно раскрывает жизнь нашей страны в 30-е годы прошлого века: все схематично красит в черный цвет, а тут живое слово о настоящей жизни того времени. И это очень ценно».
Именем Э.Т. Кренкеля названы бухта в море Лаптевых, геофизическая полярная обсерватория на Земле Франца-Иостфа, улицы в ряде городов, научно-исследовательское судно погоды (базировавшееся в Севастополе, вместе с рядом других судов оно отошло в 1991 г. к Украине и вскоре было разрезано на металл), и т.д. Скончался от инфаркта 8 декабря 1971 в Москве. Его сердце было подорвано еще на льдине, где он вместе с другими папанинцами по много часов крутил ручку лебедки при измерении глубины океана. Кстати, и Папанин там же надорвал свое сердце.
Папанинцы не были первыми полярниками, но дрейф в Центральной Арктике длиной в 274 дня сделал их знаменитыми. И.Д. Папанин стал национальным героем и поэтому считается в нашей стране «полярником №1». И три его спутника проявили героизм – причем каждый из них не только в Арктике, но и на протяжении всей своей жизни. И они были – настоящие Герои.
«Новая социальная газета», №35, 27 сентября 2018 г.
Публикация размещена с разрешения редакции «НСГ».
Адрес редакции «Новой социальной газеты»: г. Пенза, ул. К. Маркса, 16. Тел./факс.: 56-24-91, 56-42-02, 56-42-04.
