Вячеслав КАРПОВ
Окончание в следующем номере
Из чего «сделаны» правозащитники
Меня давно интересовал вопрос – из чего же это «сделаны» люди, занимающиеся правозащитной деятельностью? Я понимал, что, скорее всего, это, несомненно, Граждане с врожденным чувством собственного достоинства, не приемлющие неправды, унижения человеческой личности, свобод и прав человека. По моим представлениям, это люди, в отличие от многих из нас, по капле изживающих из себя рабов, давно миновали болевой порог сидящего в нас генетического страха и уверенно делают свое благородное дело, основанное на так не хватаемой нам сегодня справедливости.
Готовя недавно вышедшую заметку «Реабилитация памяти», мне показалось, что Татьяна Алфертьева, которая вот уже более 17 лет возглавляет пензенское правозащитное общество «Мемориал», человек именно такой закалки. Уж не знаю, врожденной или приобретенной. Давайте немного вспомним себя при входе, например, в кабинет начальства; отстаиваем ли мы свои права, помимо бесконечного обсуждения с соседями, при получении «раздутых» квитанций ЖКХ; как мы выстаиваем многочасовые очереди в одно окно на нашей непотопляемой почте, федеральные менеджеры которой получают бонусы, равные нашим многолетним пенсиям.
Жильцы многих многоквартирных домов хотели бы поменять свой статус на собственников кооперативов, ТСЖ, но опять же, коллективное безволие, и все тот же генетический страх перед непонятным будущим мешают им сделать шаги в этом направлении. А отговорка одна – нервные клетки не восстанавливаются. Пока же у нас очень высок уровень гражданской безответственности и сформированной за долгие годы беспомощности, замешанной на равнодушии. И природа этого страха, который, как ему кажется, уцепил нас намертво и на века, вполне понятна.
Великий русский философ Василий Розанов писал: «Мы умираем от единственной и основательной причины – неуважения себя. Мы собственно «самоубиваемся». А оказывается, вместе с нами живут и люди, отстаивающие не только свое, но и наше право называться Гражданином! В этом, 2017 году, 80-летний рубеж кровавых взаимоотношений власти со своим собственным народом – большого террора 1937 года. Как-то В. Путин произнес: «Солженицын сделал обществу прививку от тоталитаризма». Моя собеседница, Татьяна Алфертьева, сама про себя говорит, что она, по идее, конечно, правозащитник, ну а по характеру, скорее всего, просветитель и очень часто сомневающийся. Правозащитная деятельность пензенского «Мемориала» имеет свою специфику: восстановление фактов репрессий, получение компенсаций и льгот.
Одним словом, титаническая работа, связанная с историей политических репрессий в СССР. Я бы это назвал – вакцинация правдой, путем просветительства общества, постепенно становящегося гражданским, даже если пока это кому-то и не нужно. Иначе чем объяснить, что по линии УВД в Пензенской области реабилитировано (реабилитация носит заявительный характер) и занесено в книгу памяти около 11 тысяч репрессированных по административному признаку, а всего, по данным пензенского «Мемориала», около 70 тысяч человек только депортированных (высланных). Вдумайтесь – часть страны сидела, часть их охраняла и убивала, а 40 млн., по рассказам Сергея Довлатова, стучали друг на друга. «Это средство в те годы было вернее всякого заговора или наговора и даже вернее какой-нибудь серной кислоты» – В. Шаламов «Колымские рассказы».
Недавно прочитал рассказ космонавта А.А. Леонова о том, что в годы террора, инженер В.П. Глушко, знаменитый в будущем академик, разработчик ракетно-космической техники, и создатели и организаторы разработок ракетно-космических систем: Г. Лангемак и И. Клейменов «настучали» на инженера С.П. Королева, будущего отца советской космонавтики, а Королев, о голову которого на допросе разбили графин, и молодую красивую жену которого обещали бросить к зекам на неделю, подписал протокол, что он троцкист, портил станки и вредительствовал. Приговор – 10 лет лагерей, А ведь люди за такой небольшой промежуток времени мало изменились! Я спросил Татьяну Яковлевну, зачем федеральный «Мемориал» ищет приключений, занимаясь расширением рамок правозащиты в современной России (в уставе «Мемориала» записано о противодействии проявлениям репрессий сегодня), за что ему могут привесить унизительный ярлык «иностранного агента», а заодно и пензенскому филиалу, о чем очень хлопотали пензенские коммунисты на одной из сессий Заксобра в 2014 году.
Согласитесь, что не каждый будет в собственной квартире содержать офис-филиал правозащитной организации, оплачивать расходы по содержанию из своей пенсии и это притом, что головную московскую структуру готовы признать иностранным агентом. Из ответа понял, что в руководстве федерального «Мемориала» еще живы люди, прошедшие жернова сталинских репрессий, и они хотят, чтобы подобное в России никогда больше не повторилось. Автор «Колымских рассказов» В. Шаламов писал: «Сегодняшние поколения живут открыто. Порою, они оглядываются назад: время колебаний, время страха еще осталось в крови.
Будем надеяться, что сегодняшние исторические перемены действительно необратимы. Но если придется нам стать лицом к лицу с теми, кто Цель ставит выше Средства и готов принести человеческие жизни в жертву новым абстракциям, пусть поможет нам высокий, выстраданный опыт старших товарищей, преданных анафеме родным народом, переживших отступничество учителей, отсидевших свои лагерные сроки, но не потерявших человеческого лица».
Старшее поколение
Козьма Прутков как-то изрек чудноватую, но от этого не менее замечательную, и по сей день отражающую наше взаимодействие с властьимущими и с самими собой фразу: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то они и носят в себе». Так уж сложилось, что детство, юношество и молодые годы Алфертьевой прошли в обычной советской семье, разве что отличающейся от многих семей наших родителей своей врожденной интеллигентностью и ненавязчивой попыткой разобраться в происходящем. Многих из нас, и автор статьи не исключение, которых раньше бы назвали внуками врагов народа, а сейчас внуками реабилитированных страной жертв политических репрессий, родители до скончания своих дней всячески оберегали от ненужной и могущей повредить нашему будущему информации о тех страшных временах. Но кому-то, наверное, что-то и говорили, а уж дальше или ничего не думай, ведь такая была жизнь, или уже генное и врожденное – думай, сомневайся и строй свою жизнь в поисках справедливости.
Все предки Алфертьевой радели за жизнь людей и каждый, в меру своих возможностей, не мирился с несправедливостью, по крайней мере, на своем месте. Дед Пастухов Александр Иванович и бабушка Александра Ивановна, люди с сильным характером. Они встретились в Оренбургской области, учась на Рабфаке, и оба были коммунистами. Потом деда, который не имел представления о сельском хозяйстве, послали 25-тысячником в село, которое их люто ненавидело, – устраивать колхоз. Вместе с так называемой организацией одновременно началась и депортация (высылка) крестьян. Или ты высылаешь старух и родителей с маленькими детьми, или высылают тебя.
Кто не с нами, тот против нас. Дед как-то оттуда вырвался, и, оставаясь коммунистом, ушел работать на железную дорогу, работал начальником и потом получал персональную пенсию, а бабушка затем служила в армии красного маршала, нашего земляка М. Тухачевского, выносила раненых, а после 30-х годов тоже пришла на железную дорогу. А ее старший брат ушел к адмиралу Колчаку на Урал и много позже, когда уже в мирной жизни он заполнял анкеты, на его месте службы красовалась большая клякса.
Как убежденный ленинец, бабушка, инструктор райкома партии, спасшая несколько человек от доносов, после смерти вождя часто говорила, что стало невозможно слушать радио. Для нее Ленин остался святым. Она не была причастна к разрушению колхозов, а страх был таков, что даже в 1960-годы, во времена Хрущева, она боялась беседовать дома и говорила – пойдем погуляем. Cмерть Сталина и арест Берии встретила как должное, а Брежнева не любила, говорила, что наступило время рвачества. Как служащая райкома партии, Александра Ивановна жила в Оренбурге в привилегированном доме, где жили многие красные командиры. Мама Татьяны Алфертьевой чуть было не сдала бабушку-ленинца за критику Сталина, посчитав ее вредителем, остановилась буквально на ступеньках здания НКВД.
Над ними жил командарм Красной армии Жуковский и по рассказам бабушки, семья командарма жила очень скромно, одевались как и все, а жена никогда на служебной машине на рынок не ездила. Когда в 30-е годы в дверь постучали с арестом – он застрелился, а семью предупредили, чтобы через 15 минут их не было. Это, наверное, и заставило маму Алфертьевой задуматься и не принимать опрометчивых решений. Через несколько лет из почтового ящика вынули треугольник для бабушки: «Не верь, что мы враги народа».
В войну, 1941–1945, Александра Ивановна работала начальником Оренбургского вокзала. Умерла в 1975 году. Татьяна Яковлевна помнит себя со школы всегда политически активным человеком, и объяснила мне свое сосуществование с окружавшей ее в то время действительностью. Cо школы не могла в учебниках читать про съезды КПСС и специально не учила курс истории, в пионеры еще вступила, а став постарше, комсомол уже проигнорировала. Поступила на факультет иностранных языков нашего пединститута, наслаждалась курсом Диалектического материализма и на нем и «погорела».
Однажды на семинаре вздумала рассказать как Сталин уничтожил генетику( а ведь это уже было время правления Хрущева – начало 1965 года), преподаватель доложил ректору и было принято решение, что ей не место в институте. Обсудили на комсомольском собрании и отчислили со второго курса якобы за пропуск двух лекций по курсу «Школьная гигиена». В стране начинался новый разворот к старому. Инакомыслящих начали прессовать новые люди со старыми мозгами и свежей силой. Началось все с процессов над Синявским и Даниэлем. Уехав поработать учителем в школу Малосердобинского района Пензенской области, не вписалась и в сельскую учительскую жизнь, хотя для школы была более чем нужна (преподавала английский, русский, литературу и была еще пионервожатой). Уже в то время слушала Би-Би-Си, радио «Свобода», да и кто из нас не слушал! И сейчас она не может простить режиму гибель М. Цветаевой.
Под давлением родителей уехала в Мордовию и поступила в Мордовский университет на факультет иностранных языков – немного поучилась и снова бросила. Но зато нашла место, где ей очень нравилось учиться – Нижегородский лингвистический университет, который и закончила, проучившись заочно 7 лет. Очень хорошо шли дела в музыкальной школе «Весна», открытой на базе детской музыкальной школы №6. Набирала ребятишек с 3-х лет и учила их английскому до 11 класса. До 2000-х годов доработала, пришел другой директор и снова пришлось определяться. Думается, как все-таки, наверное, счастливы люди, которые вопреки многим жизненным обстоятельствам находят приложение своих сил в той деятельности, которая им по душе и к которой они всю жизнь стремились.
Другой дед – Гельбцман Гавриил Моисеевич – родился в Польше (Люблин). От погромов убежал в Россию и занялся революционной работой, вступив в партию «Бунд». Затем на революционной работе в Париже и Лондоне. Октябрьскую Революцию бундовцы встретили отрицательно, считая приход к власти большевиков «узурпацией народной воли». В апреле 1919 г. ЦК Бунда объявил о мобилизации членов партии в Красную армию, призвал еврейский пролетариат выступить на защиту революции и Советской власти. В Англии выучился на инженера-швейника, женился на англичанке, у них было двое детей. В1917 году, когда уже большевики собирали эмиграцию обратно в Россию, из Англии ушло 2 судна: одно везло эмигрантов, а другое их семьи.
Немцы, находящиеся в то время в состоянии войны с Россией, никого морем не пропускали и потопили семейный пароход – все погибли. Хотя 169 человек при поддержке немецкого правительства, в опломбированных вагонах, пересекли границу и примерно с этого времени стали выходить в России 17 наименований газет, тираж – 11 млн. (цель – превратить войну империалистическую в войну гражданскую).
C 1921 года Гельбцман работает в Курскшвейпроме, директором Курской швейной фабрики, а его новая жена – технологом. Потом он работал в Саратове и организовывал швейные фабрики в Средне-Волжском крае, в том числе и в Пензе – фабрику имени Клары Цеткин. В областном архиве есть папка с материалами по организации пензенской фабрики в начале 20-х годов. Из архива: 1930 год – Управляющий швейтрестом Гельбцман, после посещения пензенской фабрики, ставит в известность директоров всех фабрик о переходе на работу в две смены и использования оборудования на 100%. И его же распоряжения -2 июня 1930 года –
Утверждена схема на пошивку прорезиненного плаща военного образца. 1936 год – о срочном изготовлении 3-х образцовых пальто-плащей для начсостава РККА. На фабрике был музей, но, к сожалению, он весь уничтожен. Потом организовывал фабрику в Ашхабаде – 1935–1937 годы. По доносу, якобы за грубое обращение со своими рабочими, арестован в 1937 году, а в 1939 году его выпустили за недоказанностью состава преступления. Пока он сидел, cемью из квартиры выгнали – жили в подвале, бабушка шила, чтобы хоть как-то прокормиться. Папа Татьяны Яковлевны – Яков Гаврилович, зимой, в Оренбурге, ходил в школу в тапочках.
Родители
Мама-Зоя Александровна, училась в школе вместе с папой и вместе в 1941 году ушли на фронт, в 18-летнем возрасте. Папа ушел немного раньше, он перед этим закончил военное училище, куда принимали молодых людей с отличным знанием математики, и получил специальность военного дешифровальщика. Cлужил потом в звуковой разведке (по звуку определяли координаты стреляющих и передавали нашей артиллерии). Маму, из-за близорукости, в начале на фронт не брали, да и бабушка-руководитель, наверное, подсуетилась. Но Зоя Александровна выучила наизусть таблицу Сивцева и ушла служить зенитчицей – наводчицей под Астрахань, защищавшей Сталинградский фронт. И с ее-то зрением, ей за стрельбы никогда меньше четверки не ставили.
И по рассказам мамы, тех, кого в армию взяли сразу, попали на Северный фронт в Финляндию и многие оттуда не вернулись. В 1943 году Зоя Александровна заболела малярией, лечилась в госпитале и в 1944 году демобилизовалась. Яков Гаврилович закончил войну в Прибалтике, а демобилизовался только в 1947 году, из-за неспокойной обстановки с «лесными братьями» в это время. В 1947 году они поженились. Потом отец закончил мединститут по специальности офтальмология и работал врачом в Ханты-Мансийске, а мама там же учителем. Когда приехали в Пензу, то он после окончания курсов работал рентгенологом. В Пензе стал руководителем молодежной студии юных поэтов «Надежда» и его стихи печатались в одноименном журнале, вступил в Союз писателей.
«Новая социальная газета», №4, 2 февраля 2017 г.
Публикация размещена с разрешения редакции «НСГ».
Адрес редакции «Новой социальной газеты»: г. Пенза, ул. К. Маркса, 16. Тел./факс.: 56-24-91, 56-42-02, 56-42-04.
