Дмитрий БАРАНОВ
Каждый курильщик, пытавшийся бросить, изведал эту пытку: во рту поселяется призрак табака. Отказываясь от никотина, ты узнаешь никотин действительно близко. Он преследует везде, даже если улететь на Луну. Не травишься час, два часа, день, и, кажется, что изо рта прёт гадким, кисловатым дымом.
Я лежал на кровати и рассматривал лампочку, не решаясь погасить свет. Отчетливо слышалось, как на улице проезжают машины и мотоциклы – их можно легко различить по шуму. Лампочка отвлекала. Потухни она, внутри меня началась бы открытая борьба. А так, я просто лежу и выжигаю зрачки едким светом.
Перевожу взгляд на белую, ровную поверхность потолка: на зрачке отпечатались завитки тоненькой, раскаленной проволочки.
Мнилось, я не думаю о сигаретах. Заставлял себя не думать и думал еще больше. Нужно просто выбросить мысль из головы, но когда пытаешься выбросить, подтверждаешь её присутствие. Это словно стараться не верить в то, что на этом свете точно есть. Уснуть невозможно – весь вечер пытался сбить привкус, выпивая каждые сорок минут стакан кофе. Именно стакан, а не чашку. Сейчас моей единственной поддержкой являлось то, что кончились последние деньги, до зарплаты еще дня три.
Закрыл глаза, начал представлять себе что-то сказочное: какая-то лощина, обвитая щупальцами бледно-мерцающего тумана. И среди этого тумана тут и там ярко сияют светлячки размером с хорошее яблоко. Непонятно, почему среди всей этой сказочной дребедени вырисовывались мои шорты. Чудесная низина со светлячками была на первом плане, но шорты все навязчивее проступали в сознании, и явно готовились потеснить волшебство.
Уже через секунду я вспомнил: в заднем кармане шорт притаился полтинник, забытый там почти две недели назад после покупки салата «Гнездо глухаря» в супермаркете. Уже через полторы секунды я признался себе, что вспомнил. Резво вскочил с кровати, смахнув с себя первые паутинки сна, и прошептав: «Это сильнее меня» - натянул те самые шорты.
Магазинчик находился недалеко, времени половина одиннадцатого, а, значит, можно не торопиться. Но я миновал два двора и двухполосную дорогу спортивной ходьбой, сразу взяв хороший темп. Еще дома, на автомате схватил паспорт, и теперь сжимал его, как хвалебную рекомендацию перед собеседованием.
Гастроном был размером с обычную жилую комнату и содержал в себе два прилавка – алкогольный и продуктовый. Продуктовый почти вдвое меньше алкогольного. В пятницу и субботу перед закрытием здесь не протолкнуться и нечем дышать, но сегодня почти пусто – вторник. У прилавка с бутылками мялся дед в трико и заношенной, выгоревшей майке «Amatory», видимо, доставшейся ему с барского плеча внучка. Он с необычной для своего возраста живостью сгибался-разгибался и крутил головой, сличая ценники.
- Эй, отец, определяйся быстрей – скоро одиннадцать! – сказал я, пронаблюдав за стариком с минуту. Времени еще было достаточно, но как никогда хотелось затянуться. Тогда же я решил, что выкурю сразу две подряд.
Дед оглянулся через плечо, приосанился, достал из кармана сто пятьдесят рублей и с достоинством произнес: «Светка, дай два вишневых мери тайма». Толстая продавщица, которой требовалось много грации, чтобы не задевать боками прилавок, пошла за синькой в дальний угол. Вернулась уже с чёрным пакетом, в котором угадывались полторашки. Между дедом и Светкой за годы явно сложились доверительные отношения. Продавщица, наверное, ему даже отпускает в долг. Когда он приходит просить без денег, пади, делает жалостливое и льстивое лицо, а сегодня какой важный – сто пятьдесят рублей выложил.
Теперь и деду хотелось побыстрей выбраться на воздух. Он держал одной рукой пакет, а другой старался сгрести сдачу. Одна монетка слетела на пол, покатилась и легла в сантиметре от моих кроссовок. Не то чтобы я особо сердоболен, но не хотелось смотреть, как старик ползает у меня в ногах. Я нагнулся и протянул деду рубль.
Он посмотрел лукаво на серебристый кружочек, зажатый между моими указательным и большим пальцами, и с той же важностью заявил: «Копейка!» Обошел меня, задев слегка плечом в узком проходе, и покинул магазин. А я внутри ему поддакнул: «Да, копейка».
Я купил пачку «Бонда» и поскорее отправился следом, предвкушая головокружение и слабость в ногах после долгой аскезы. Дед стоял возле входа и задумчиво смолил свою пахучую «Тройку». Я судорожно сорвал пленку, безжалостно вырвал язычок фольги, зажал в уголке рта жёлтый фильтр и тоже закурил.
Произведения Дмитрия БАРАНОВА:
Нерайо Фарина, спасшийся обонянием. Рассказ
